Керченская подборка
«Кровь горяча, и жить – всего полчаса…»
Не замолчат, звучат во тьме голоса
Сынов земли, единой ставших семьёй,
Что полегли когда-то здесь, под землёй.
Тяжёлый свод держал атлант на плече…
А смерть придёт и тихо спросит: «Зачем?»
Аджимушкай. Тяжёлый каменный свод
Держи, пока смерть за тобой не придёт.
Скажи, тяжка ль та доля, что отыскал?
Аджимушкай. Бессмертный шёпот песка.
Аджимушкай. Камней безжизненный цвет.
Я жив пока, и смерть молчит мне в ответ.
И за плечом молчит, и где-то внутри.
Я обречён, и всё же – поговорим,
Мы победим, ты слышишь, в этой ночи
Я не один. Ты слушай, смерть, не молчи.
От взрывов здесь сочилась кровь из ушей,
Вчера и днесь я лишь живая мишень,
Но я пройду по самым адским кругам,
В своём аду мы ад куём для врага.
Мы в мире тьмы, в чертогах мёртвых камней,
И камень мы долбим четырнадцать дней:
Нужна вода, от жажды сходим с ума,
Скала тверда, непроницаема тьма.
Скала тверда, но твёрже наши сердца.
Нужна вода, - стучит в мозгу без конца,
Слабы, худы, упрямо веруем в жизнь…
И блеск воды на дне колодца дрожит.
Мы промолчим… расскажешь разве кому,
Как свет лучин рассеял адскую тьму
И как вода в дрожащей пела горсти,
Как мы тогда сумели близких спасти.
Мы всё снесём: врага, что смерти лютей,
Что жжёт огнём и травит газом детей,
И хлад, и глад, и жажды тягостный бред,
И трупов смрад… Пусть нам спасения нет.
Аджимушкай. Тяжёлый каменный свод
Держи, пока смерть за тобой не придёт.
Во тьме земной себя уже не сберечь,
Но надо мной непокорённая Керчь.
2. В былое
Путь на родину неблизкий
память робкую обманет,
поплывём в солёных брызгах
и заблудимся в тумане.
И в предвечном непокое
ты к лицу прижмёшь ладони:
непрожитое былое
нас безжалостно догонит…
Я бреду под небом южным,
на чужое счастье зарясь,
как истории ненужный,
здесь утопленный Ксифарес.
А под вечер в море выйду,
поплывёт печаль шальная
по пути на Меотиду
мимо грешных Елькен-Кая…
Нет, не блудный сын Ээта,
ни за что хвативший горя, –
эмигранты из Милета
основали этот город.
Провисало небо низко
в час пурпурного заката
над Боспором Киммерийским,
над горою Митридата…
Я проститься не успею,
жизнь набрасывая вчерне,
и плывёт Пантикапея
окоёмом глаз вечерних.
И почти по-матерински
надо мной, почти пропащим,
тихо плещет Понт Эвксинский,
примиряя с настоящим.
А былое… что былое…
лишь поманит и обманет,
то бушует чёрным морем,
то покойно спит в тумане.
Только сладкое мученье,
Только счастье наше злое –
в бесконечном возвращенье
в невозможное былое.
3. Пётр в Керчи
Исправно донесения строчи,
что Пётр Первый побывал в Керчи,
нырял в проливе, измерял фарватер,
смеялся, злой и лёгкий на подъём:
«Не там, так здесь мы в мир окно пробьём:
у государя пробивной характер».
«У государя не потешный флот,
пусть на подъём тяжёл пока народ
и нервы треплют всякие придурки…»
Так думал он, ступая по земле,
где вскоре возведут Еникале
напуганные русским флотом турки.
Царь, дивно склонный к всяческим трудам
(и плотник, что прославил Саардам,
и как кузнец – не на последнем месте),
в привычке путешествовать тайком,
весь город лихо обхлестал пешком,
глазастый хитроватый квартирмейстер.
«Настанет срок, мы турок победим,
И русским станет непокорный Крым,
Мы славно запируем на просторе…»
Заветами Петра не пренебречь:
век не пройдёт – и нашей станет Керчь,
Россия утвердится на Боспоре.
Ну а пока… надеждами согрет,
строчи доклады, безымянный швед,
оставшийся истории неведом…
Наш царь в краю порывистых ветров,
наш Пётр в Керчи, он молод и здоров,
и впереди великие победы.
Февраль 2022
Свидетельство о публикации №122083103520