6000 знаков или Осенний марафон

     Ты хотела суровой прозы,
     Поделюсь, от меня не убудет,
     Хоть не хочется о серьёзном,
     О потерянных днях и людях.
         
     Мне удобней быть лаконичным,
     Развлекаясь играть словами,
     Словно рыбе в воде привычно
     Даже если вокруг Цунами.
         
     Эти строки - финал пролога,
     В них забытых минут изнанка,
     И не мало в них, и не много,
     Тысяч шесть не денежных знаков.
      
    ============= 2022 ================
      
  Шлепок за шлепком по бесстыдству осеннего мерзкого дождя мы месили грязь жалкого подобия дороги. Идти оставалось совсем недолго, если вдруг случайно не пропустить поворот в переулок. А заблудиться было совсем не сложно, потому как луна резвилась в одиночестве за тучами, издевательски и высокомерно поплёвывая на нас дождём сквозь фильтр туч, при этом свет фонарей был чем-то давно забытым из далёкого прошлого, ещё немного и местный фольклор вполне мог бы наполниться легендами и мифами об электричестве, которое появлялось в посёлке только на два часа в сутки через день, передавая эстафету снабжению горячей водой - дважды в неделю. Отопления в домах по умолчанию не было уже давно, и весь наш вечерний променад напоминал по сути путешествие к центру, но не земли, а глубоко в задницу.
  Тусклый свет в окне второго этажа стал ориентиром, подсказывая, где в такой час не спят и не жалеют дров. Да, точно, знакомая дверь с советской ещё переводкой из мультфильма про Вини-пуха "посторонним в...", с любовью нанесённая на центральную филёнку прямо над глазком. Стучу трижды, хотя открыли бы на любой стук, играю в конспирацию, хоть какая-то развлекуха в этой серости и слякоти. Услышав шаги за дверью отстраняюсь на шаг назад, чтобы не получить створкой полотна в нос на тесной площадке, днём бы я даже не узнал этот подъезд.
  Открыла дверь сочная зрелая армянская дама, освещая мою мокрую и чумазую физиономию лампадкой. Все почему-то звали её Мари, хотя возможно так и было написано в её паспорте, навскидку ей было не больше тридцати пяти. Но лично для меня на тот момент это было совсем не важно, а она сама казалась недосягаемым божеством, и ходил я ночами на точку лишь ради момента, когда она становилась на четвереньки, доставать из под кровати кробку не интересных мне на тот момент сигарет.
 - Привет! Сигарет?, - полушёпотом спросила Мари и, получив в ответ мой кивок головой в мокрой пилотке, без жестов поманила за собой. Я усмотрел в её словах сразу и юмор и рифму, и с улыбкой устремился за ней, стерев с лица все лишние капли, чтобы не пропустить заветный момент всего своего не боевого выхода, но в этот вечер всё пошло не так, как в большинство других моих визитов.
  Мари, как обычно, приняла коленно-локтевую позицию и полезла доставать товар, но моё внимание привлекло совершенно неожиданное явление: в одном шаге от меня, возле буржуйки, приваренной самовольно к батарее отопления, выделялось тёмным пятном маленькое дружелюбное приведение, почти прильнувшее головой к пятнышку скудного света от горящих лениво углей. В первые секунды я немного опешил и стал всматриваться, в надежде узреть подробности и хоть какие-то внятные детали, но в реальность вернул голос Мари из-под кровати:
 - Племянник... Ну теперь уже сын, - вздохнула Мари, безразлично вглядываясь в пол и пятясь назад на четвереньках. - У вас маслята как всегда?! Когда уже деньги начнёте носить?
 - Год нынче урожайный, пытался парировать я, - Да и наши деньги тебе ни к чему.
  Мари подставила ведро и я привычным жестом высыпал туда всё содержимое из РД, звонко разорвав тишину лязгом металла о металл. В этот момент приведение встрепенулось, привлекая всё внимание на себя, открылась дверца буржуйки и в неё полетел комок бумаги. К тусклому свету керосиновой лампадки добавился всплеск огня и света, приоткрыв завесу тайны этого вечера - у печки сидел мальчишка лет десяти и стало очевидным, что он читал... Прежде чем бросить в огонь очередную страничку, парнишка проглатывал с неё все буквы, и меня это проняло до дрожи, даже в такой момент этот маленький человечек не сжигал бессмысленно и бездушно чей-то труд, отправляя в последний путь не напрасное оказывается творчество!
 - У тебя есть кубик-рубик? -, выдавил из себя надутыми губами мальчонка и даже в полутьме без взгляда было понятно, что вопрос адресован именно мне.
 - Дома есть, здесь по уставу не положено в кубики играть, - попытался отшутиться я, - Пиши адрес, а то у вас на доме таблички отродясь не было, пришлю тебе кубик, когда домой вернусь, - предложил я и достал затёртую купюру с карандашом из внутреннего кармана гимнастёрки. Следом решительным жестом достал из кармана галифе заветный десяток патронов, который берёг всегда на десерт, вынуждая Мари ещё раз наклониться за пачкой сигарет к дивану, постоянно ссылаясь на мою забывчивость и юношеский склероз. Аккуратно присел и высыпал жменю прямо на пол у ног, чтобы не испачкать в комнате пол своими усталыми от глины и грязи кирзачами.
 - Я тебе и так нагнусь, - с непонятной интонацией прошептала Мари и вышла из комнаты в узкий коридор прихожей. Я второй раз за вечер растерялся и остолбенев практически замер, как статуя, то ли в предвкушении, то ли от стыда, что она всё прекрасно осознавала.
  Кульминацией стала неожиданная вспышка света, ударившая по глазам и я совсем потерял ориентацию в пространстве, прикрываясь от лампочки без плафона ладонью. С полминуты поморгав глазами, я начал осматриваться, совершенно не запоминая деталей, и почувстовав тепло маленькой ладони на своей, перестал мотать головой в стороны. Это дружелюбное маленькое приведение дотронулось до меня, вкладывая в руку написанный на крохотном обрывке страницы без напечатанных букв адрес. Купюра моя не пригодилась, но и на этом обрывке цифры и буквы на тот момент были неразборчивы для слезившихся глаз, просто сунул клочок бумаги в карман под картонную обложку военного билета и стал искать глазами Мари.
  Снизу площадки, раздался голос моего молчаливого спутника Серёги:
 - Бурый, валим, по ходу по наши жопы иллюминация,- но я уже и сам стремился вниз по лестнице, как лось по колхозной кукурузе, чудом не забыв прихватить РД.
  Убегая, краем глаза заметил спускавшуюся с горы к окраине посёлка вереницу фар, но вникать в детали было некогда, грозящий за самоволку дисбат накануне дембеля не прельщал альтернативой стать героем-разведчиком пропавшим без вести. Однако всё обошлось. Возможно мы в ту ночь побили даже какой-то из мировых рекордов по бегу с препятствиями.
  В расположении во всю молотил дизель-генератор, светомаскировку никто не соблюдал, в батальоне царила неожиданно приятная анархия, все носились в суете, тревога была не учёбной, но и не боевой по сути, к нам ехал какой-то генерал с приказом о выводе. В общем мы успели как раз вовремя, минут через десять свет в расположении погас, потому что нас накрыло тремя залпами благодатного дружественного огня гаубичной батареи...
  Смаковать дальнейшие подробности этого момента совсем нет нужды и желания, разумеется я не прислал мальчишке кубик Рубика и так скорее всего остался пустозвоном в его глазах, хотя долгое время ещё мне всё же хотелось вернуться туда, найти его и Мари, объяснить что случилось и как потерял адрес, но с годами жизнь не раз ещё преподносила сюрпризы, порой почти фантастические, затмевающие одни эмоции другими, стирающими из памяти много других событий, и за всю жизнь из тысяч дней вспоминаются лишь десятки из них и единицы людей в этих днях, находившихся в одном шаге от тебя, и всего один миг, но влияющие потом всю жизнь на поведение и отношение к ней. В госпитале я начал писать, для таких мальчишек, чтобы им хотя бы печку было чем растопить в сырой осенний вечер.
    
  ============================ 1993 ===========================