Дурак

– Начали!
– Вот и не знаю: 
гордиться ли, стыдиться ли открытия своего?
Своего, и про себя.
Кто-то из уважаемых писал, что можно и гордиться.
Другие уважаемые ехидно посмеивались в кулачок.
Но поскольку я человек неподдельный и прямой –
признаюсь: я – дурак.
Да-а, довольно-таки крепкий дурачина!
Ведь важнейшим из дурацких критериев
считается обогащение думками?
И здесь я богат, как редко кто. Ох, и ба-ха-ат!
Недавно нашёл в захламлённой мировой авоське
научное подтверждение многовековой мудрости,
да и нейрофизиолог тутошний подтвердил:
ведь от думки какой-никакой о деле,
также как и от самого дела, –
примерно равное количество «радости» в мозг!
Чуть меньшее, но сопоставимое.

Та-ак, отойдите чуть в сторонку, не застите свет.

У-ух, сколько ж рассказов я «написал»?!
И повестей! А музыки? Море!
Сколько замечательных стихотворений
(засыпая или просыпаясь)!
Какие строки приходят?! Какие абзацы, диалоги?!
Драгоценные россыпи искр, фейерверки!
Думаешь, – надо же, блин, глаз приоткрыть…
приоткры-ыть, пенёк, и записать! Всего-то.
Но нет, восхваляешь себя, нежась на тонком льняном:
это прекрасно! как же я раньше не дотумкал?
Но теперь-то, тепе-ерь… охо-хо!
Ведь это же так просто и естественно,
что утром запишу… по пробуждении.
Аха!
Просыпаешься и-и-и… ладушки-ладушки.
Что-то вспоминается. Иногда. Кусочками.
Что-то записывается. С трудом.
Так, да не так!

Или: идёшь по делам или прогуливаешься…
мыслями уплыва-аешь куда-то и…
по-ошло-полилось и так ладно, так замечательно.
Волоски на коже дыбятся, морда лыбится,
мурашечки пробегают: туда-а-сюда-а, вверх-вниз.
Радуешься. Хвалишь себя: молодец, Санёк!
Дома бросаешься записывать, но… не то!
Не то и не так. Блямс!
И прекращаешь попытки сердито, чего пылить-то,
чего душу-то саднить теперь: ну, пережил же уже!
Что ещё?! Хоре напрягаться-терзаться-мучиться.
Зачем повторять, тем паче повторять что-то вроде?

Да отойдите же уже, не волнуйте!

Порой укоряешь себя: купи, наконец, диктофончик
и наговаривай, напевай, – сохраняй, развивай, пользуй.
И вот всё собираюсь как бы, да не соберусь никак.
А уже и поздненько собираться-то: запал иссяк,
остатки пороха отсырели, да и ни к чему эти рыдания.
Четверть века назад Денис Новиков говорил:
«Вот в чем вся проблема: никто ничего читать не хочет,
ленятся люди читать» и… прекратил писать стихи,
и не писал ничего много лет вплоть до смерти своей.
А ведь он – величина серьёзная, большой поэт!

Легко пишется, да и вообще созидается, когда знаешь,
что нужно то, что ты делаешь, что от тебя этого ждут;
есть обратная связь, тогда и крылья вырастают,
и открываются какие-то невероятные скрытые резервы,
доступными делаются невообразимые глубины…
А ведь было это, было ещё лет двадцать назад с гаком:
написал и записал музыку к пьесе, не умея играть, –
вообще не умея. Ибо надо было это не только мне,
и была потребность внутри меня, не зависящая от меня.
Но написал и записал! И была пьеса на сцене,
были тёплые отзывы. Но кончилась вместе с деньгами,
кончилась без продвижения, рекламы, толкача.
Кончилась совсем, даже видео не осталось, ибо – дурак,
не настоял, доверился режиссёру: мол, ещё сыровато,
что обязательно запишем поздней… угу!
И ведь должен был знать-понимать,
что поздней – это потом, а потом – это путь в никуда.

Написал под заказ новогоднюю пьесу для детей,
музыку к ней, и пьеса в течение месяца представлялась
в  концертном зале «Измайловский» при аншлагах.
Но все материалы: текст, музыка, – не сохранил
для возможной переработки и презентаций в театры,
а какие-то разрозненные лоскутики не в счёт.
Вот так-то!
 
И не надо, не надо сердечно умиротворять:
да полноте, возможно ли судить себя так строго?
По одному только симптому ставить себе диагноз?
Ох-ах, ой-ой-ой… можно! И нужно!
Да и не я поставил себе диагноз, а жизнь мне.
И я, в общем-то, и не спорю, согласен.
А для убедительности пожалуйте ещё свидетельства… 

Ну вот зачем всегда выходил из кадра
при появлении фотографа или телеоператора?
И нет теперь памяти в подтверждение
душевного расположения ко мне Бескова,
нет снимков с Федотовым, Газзаевым.
Или с человеком, за знакомство с которым
платили большие деньги, а его визитная карточка,
однажды  показанная мною нерадивым партнёрам
построила их и они выплатили должное.
Нет и фото, где я пью шампанское из кубка,
из главного кубка России по футболу.
А кто-то как бы и «взлетает» на подобных картинках.
Я же чужд подобному петушарству, хоть и дурак!

И разве не убедительное свидетельство –
моя вера женскому «нет»?! Она жарко дышит,
жаром пышет, но лопочет: не-ет, не надо…
Ну-у, не надо, так не надо. Вставал. Уходил. 
Хорошо – всегда было к кому!

Ученик, уйди уже прочь!

И не считая детсадовских мечтаний улучшить мир
и перековать пендалями и затрещинами набирающих
силу и масть будущих подлецов-приспособленцев,
вот, пожалуй, ещё раннее свидетельство начала
торного пути по столбовой дороге придурошности…

Выпускной класс, урок физики, учитель показывает
модель хитрого механизма: при наполнении водой
сверх определённого уровня, ковшик опрокидывается,
вода выливается, и приборчик вновь готов принимать.
Учитель справляется, мол, есть ли желающие
и могущие повторить модель за её благодарность?
Продолжительная заминка в классе.
Я вспоминал, как батя выручил моего старшего брата
более сложной конструкцией в помощь сдаче зачёта,
но излишняя осторожность и ответственность
не позволили мне поднять руку.
Вызвался смастерить румяный отличник,
крупный и пухлый, уже округляющийся Панченко,
к которому  у меня не было ни претензий, ни уважения,
но он был приятелем моего товарища по спорту,
и я предложил ему посильную помощь.
Рассказал отцу о приборе, примерно изобразил его
и через несколько дней модель воплощена в жизнь
в образцово-показательном исполнении,
готовая хоть на выставку!

Отнёс изделие в школу и отдал её… Панченко.
Не учителю – Панченко! Ну, не дурак ли?!
А учитель в умилении нахваливает Панченко,
стоящего перед классом, перетаптывающегося,
притиснувшего ручки к груди, розового от гордости,
и еле слышно мямлящего: да я чё, я ничего, это вот…
и коротенький незаметный жест в мою сторону.
И поклоны, поклоны чуть ли не с книксеном.
А глазки бегают, бегают, мечутся.
Я же промолчал и только чуть подосадовал…
Ну, ведь как есть – дурак! А панченки на таких и ездят.
Наверняка он стал довольно крупным чиновником –
все предпосылки вкупе со сдобной фактурой
и угодливостью наличествовали уже тогда.

Ну не-е, я так редко бываю на солнце, а ваш помощник
всё норовит навести на меня тень?! Отвали, а?

По-моему, уже достаточно и прямых и косвенных…
а до кучи вот: практически никогда не молчал,
не молчал вопреки: «Молчи, за умного сойдёшь»!
А если и говорил, так не то, что ждали или нужно,
и говорил страстно в подтверждение:
«Дурак – кто говорит не так»!

Но вот, вспомнился отчего-то Левша в больничке
и взгрустнулось мне…
Ну да ладно, заболтался я тут с вами:
пора на душ Шарко и за таблетками,
а то санитары здесь лютые,
заколют аминазином!

 – Стоп, снято! Одним кадром с первого дубля?!
Невероятно!!!