Семь светлых лет. 2

 *От слова ЛЕТО
Часть вторая

Первый раз отец взял для меня путёвку в лагерь, когда я ещё только должен был стать первоклассником. Правда, мне уже было почти восемь лет, школяром я мог бы уже стать в прошлом сентябре, но по строгим правилам того времени мои документы не приняли, поскольку мне не хватало 24-х (!)дней до семи лет. Малышей 3-его отряда, к которым я тогда относился, поселили в единственном двухэтажном деревянном корпусе, похожем на деревенский дом с наружной лестницей и балкончиком, на который она выходила. Я пробыл в лагере на пробу всего одну смену, поэтому мало что запомнил. Единмтвенное, что я вынес - это желание поехать в лагерь на следующий год на все три смены.
На следующий, 1958 год, путёвки на всё лето были оплачены с профсоюзной дотацией и я стал полноправным членом небольшого лагерного сообщества. Небольшого, потому что в лагере было всего три отряда с общей численностью около ста десяти человек. В лагере был только один жилой корпус, предназначенный для 3-его отряда, то есть для самых младших.  Все более старшие ребята жили в армейских палатках, установленных на деревянные каркасы с дощатыми бортами и полом. Удивительно, но я не помню, чтобы нам в них было холодно и сыро.  Два других здания -это столовая, в которой, как я запомнил, были бокалы с рисунками самых известнвх зданий Москвы, и клуб, с большим открытым залом и сценой, за которой находилась радиорубка с профессиональным студийным магнитофоном и усилителем( это я выяснил, когда стал старше и был допущен к постановке, склейке и запуску магнитной ленты в больших бобинах). С другой стороны было закрытое помещение для настольных игр.
Рукомойники под козырьком располагались отдельно,  рядом со столовой - это был длинный бак с водой и множеством краников над жестяным жёлобом слива.
Территория лагеря была своеобразная, не очень большая и с особенностями. Был пятачок с густым молодым осинником, в который можно было только продираться. Рядом были две запущенные дренажные траншеи, в них водились тритоны, медлительные, с пятнистым оранжевым брюшком, нежные и безобидные. В другом конце лагеря,рядом со стадионом и голубятней, холмом выделялся небольшой заброшенный подземный склад, возле которого натекла небольшая битумная лужа. Из неё в жару мы спасали птиц. Стадион был простенький, с футбольным полем и воротами, с беговой дорожкой и двумя прыжковыми ямами - для прыжков в высоту и в длину.  Была ещё заросшая бетонная площадка для городков с комплектом старых бит и чушек недалеко от въездных ворот. А рядом с первыми палатками высилас большая П-образная конструкция, на которой висели на длинных тросах гимнастические кольца и сидение качелей. Но самым интересным была не наша территория, а примыкавшее к нашему забору «антенное поле», собственно, не поле, а обширный луг с обилием кузнечиков, стрекоз и бабочек в траве, в дальнем конце которого стояли на растяжках три или четыре мачты антенн.
Эта территория была относительно запретна для всех, кроме нас, жителей лагеря. Мы игнорировали проходную, от которой шла утрамбованная, частично гравийная, дорога в сторону двухэтажного здания с оборудоваием и обслуживающим персоналом, который мы никогда не видели.  Мы пролезали через дыры в штакетнике забора. За лугом начинался негустой смешанный лес, с обильным орешником. А дорга вела вглубь, через немного заболоченную полосу мелколесья к заброшенному песчаному карьеру, где в конце каждой смены организовывали большой прощальный вечерний костёр с обещаниями встречаться , в том числе и в Москве,с тайными перешёптываниями и зарождающейся влюблённостью, с песнями, которые теперть почти не поют, да и мало кто их помнит. Во втором и первом отряде мы уже почти без надзора посещали территорию вокруг антенн до карьера, в котором в неглубоких лужах водились бархатистые беззащитные головастики. Однажды я с приятелем обнаружил в лесу напротив здания управления комплексом полуразвалившуюся избушку, в которой мы нашли сокровище для любого мальчишки. В растерзанных ящиках лежали в картонных коробочках с напечатанным орлом и свастикой всевозможные радиолампы, а на чердаке в решётчатых ящиках на пружинных растяжках висели полуметровые стеклянные колбы  тех самых генераторных кварцевых ламп. Как оказалось потом - это был склад запчастей к трофейному оборудованию, ещё использовавшемуся в корпусе управления. Из озорства мы разбили две большие лампы и набрали в карманы коробочек. Консно, обнаружить вскорости виновников не составило большого труда.  Меня с приятелем отправили в Москву на несколько дней раньше окончания второй смены, а родители имели неприятный разговор с руководством института. Но на третью смену нас всё-таки допустили под строжайший контроль.
В лагере всем и всегда находилось интересное дело. Я, например во второй приезд мастерил из деревяшек с помощью выданного мне отцом небольшого косяка из механической пилы, модельки военных самолётов и запускал их по проволочке от разобранного трансформатора, натянутой с балкона корпуса  3-его отряда до земли, насколько позволяла длина медной проволоки, зацепив двумя крючками на фузеляже. И всегда мы обзаводились друзьями и довольно прочными связями. На второй и третий год я сблизился с двумя мальчишками моего возраста. Это были Алик Кущ - высокий, темноволосый, вдумчивый, и Толя Борисов - крепыш, спортсмен, наши отцы вместе работали. Поскольку они приезжали не каждый раз, в последствии у меня появились новые друзья: Гена Котельников, Шамиль( тут меня память может подводить даже с именем) и Наташа Кускова. Наташа была из семьи заядлых туристов-байдарочников. Она жила в доме между улцей Казакова и теперешней Старой Басманной. У Гены, если я не ошибаюсь, был брат-близнец. Они жили рядом с Китайским посольством. Шамиль был голубятник, в лагерной голубятне у него были «монахи», «бабочки», «почтарь» и кто-то ещё. Он тщательно следил за ними, покольку рядом с лагерем в посёлке была большая голубиная стая. А жил он рядом с метро Профсоюзная на подъёме над Нахимовским проспектом.
Я как-то почти сразу включился в спортивную жизнь. Наверно, меня вдохновили брат и сестра Литвиновы, оба высокие, стройные, оба занимались лёгкой атлетикой. Брату было лет  15,а сестре 14, мне же только собиралось стукнуть 9 лет. Брат преодолевал планку в 160см. Мне захотелось прыгать так же. Но выше 135 не одолел высоту, так как прыгал «ножницами», а «перекат» так и не освоил. Зато бегал 60-метровку за 7,7 секунд, в длину прыгал на 5-40, правда, уже лет в  11 - 12.
Бвл в волейбольной команде, которая однажды завоевала на межлагерной спартакиаде второе место.
В какой-то момент в лагерь привезли буковые складные двухместные байдарки «Прима». Наша четвёрка( мы были уже в первом отряде, 13-летние ветераны лагеря) сразу включилась в освоение техники сборки-разборки. И когда для группы из первого отряда организовали выездной поход с байдарками на Истру, мы были в первых рядах. До реки нас довезли на автобусе. Выгрузили скарб и байдарки. Быстро были собраны две лодки, и началось маневрирование по узкой, извилистой речке по и против течения. Легче всего управление далось Наташе, она же была опытным байдарочником. Освоились быстро, но всё закончилось серьёзной неприятностью. При заготовке дров для костра Шамиль получил удар топором по щиколотке. Прибежали от опушки леса испуганные ребята, все бросились к месту происшествия. У меня в рюкзаке была аптечка. Схватив её, я побежал со всеми. Увидев прорубленную кожу и дёргающееся, но целое сухожилие, не испугался и довольно грамотно перевязал ногу. В это время один из вожатых и несколько мальчишек перехватили на ближайшем мосту частный «москвич» и Шамиль с вожатым уехал в больницу. Слава Богу всё обошлось швом и противостолбнячными уколами. Были ли какие-то меры применены к вожатым - не знаю.
Но в лагерной жизни были и очень приятные неожиданности. Поскольку я ещё участвовал в самодеятельности - пел и плясал, то как-то раз попал с концертной бригадой из лагеря в Москву на выступление для жителей района в Измайловском парке. А однажды мы договорились с друзьями пойти за территорию лагеря по пустынной, ещё тёмной, дороге Голицино-Алабино встречать рассвет. Очень тихо, как нам казалось, выбрались из постелей, оделись и пошли. Только далеко уйти не пришлось. Нас догнал старший пионервожатый. А когда узнал причину нашего побега, принял неожиданное решение. Он зашёл за водителем нашего лагерного автобуса-«газика», мы погрузились в него и … поехали по пустынной дороге в Москву на смотровую площадку у Университета. Такого удовольствия и восторга наши детские сердца, наверно, больше не испытывали!

Фото из личного архива