Страж бесконечности, свидетель горя и войны

Эдгару По явился ворон.
Не в самый лучший в жизни час.
Влетел в окно и сел, как воин.
На мраморном челе Афины Паллады.
Страж бесконечности, свидетель горя и войны,
Предвестник и судья…
Осиротелый ворон распростер ночные крылья,
Покрытые оттенком седины.
Он скрылся в сумерках,
Где утро просыпалось от ночной тоски.

На поле вспаханном, изрытом,
На влажных комьях у земли
Уже парят оттенки пепельных теней и нитей.
Туман дымился, как предвестник,
У ранней осени, небрежным всхлипом.
Переставляя ноги важно,
Шатая головой: то влево – вправо.
Он шел «Походкой лордов»
По хрупкой пашне,
Не прикасаясь к пище на земле.

Из пурпурного горла вырывался хриплый возглас,
Где ветер становился холоднее,
Которому не смели отвечать
Все птицы сельских поселений.

«Никогда» – восклицает ворон – никогда!»
Это крик монаха в черной рясе,
Который сам не верит переменам,
Где наблюдал среди ночей и неба,
Все одиночество средь стен,
И пленника освобождению не верил.
Взмахнув суровыми крылами, с карканьем,
Похожим на захлебнувшийся от крика смех.
Он улетел на юг, где солнце манит желтой чашей
И греет по ночам среди ветвей уют.

Там, где над горючими песками
Болезненный закат все рдеет,
Где ядовитых бабочек присутствие,
Что означает близость ночи.
На берегах,
Растрескавшихся от снарядов и волнений
Весь день идет сражение.
И разрывая удила, без седоков все лошади
Бросались вплавь к другому берегу, –
Там новая отчизна ворона.

И крылья ворона благословляют низкий страх у беглецов,
Бросивших орудие; и когда они униженные и голодные,
Зажигают костры и надеются на спасение, –
Он, злорадный, кричит им с высоты: «Никогда!».

С мертвых полей к нему летят сытые стаи,
Почуявшие в голосе самое смерть.
Они летят, отыскивая добычу,
Что, вытягиваясь над кустарником в форме
Извивающегося червя, плотоядной гусеницы,
Расстилаясь, как черная шаль,
Прошедшая сквозь кольцо,
и в воздухе,
Насыщенном тлением,
Преследуя незримую тропинку пуль.

И по течению плывут челны
Они дырявы, полные воды и крови,
Где через борт,
склонились головы убитых.
Ночь поглощает очертанья,
И слизывает кровь, текущую из ран, вода.
О, вечный лодочник у Вечности –
Река,
Переправляет через черный Стикс
И покидает на далеких отмелях тела.

А когда находят утром мертвых
И сердце слушают в груди, и подымают веки –
Кричит крик гневный ворона,
В лицо надменно солнцу: «Никогда!».