Война и мир. гл. 1-3-3б и 1-3-3в

1-3-3б

Уже под вечер князь Василий
Совместно с баловнем-сынком,
Немало приложив усилий;
С Болконским был едва знаком.

Они по выпавшему снегу,
Уже приличный был мороз,
Под шубами скрывая негу,
В именье прибыл их обоз.

Сынок, так жаждущий веселья,
Уже обозревал уют,
Смотрел на всё он от безделья,
Ему не ведан даже труд.

И даже на свою поездку
К богатой будущей жене,
Без скуки видел, как повестку,
Чтоб утопить её в вине.

Хотя уродлива — богата,
Забавно всё и хорошо,
Жена нужна ему, как вата,
А дальше — в колею вошло.

В ту колею, всей жизни прежней,
Престиж должна хранить жена,
А он — иметь и женщин нежных,
Жена — так для детей важна.

Он выбрился и надушился
С ему привычным щегольством,
К отцу он в комнату ввалился,
Готовый ко всему, во всём.

Он с добродушно-гордым видом,
А, как мужчина, он красив,
Предстал он пред отцом невинным,
На самом деле — он труслив.

Вокруг Василья хлопотали
Два камердинера его,
Они министра одевали,
Пылинки удалив с него.

Он сам был весел необычно,
Кивнул входящему сынку,
И словно говорил привычно:
— Таким быть должен — наяву.

— Она ж — уродлива, без шуток!
— Не делай глупостей, сынок,
С тобой «стрелять мы будем в уток,
Что пожирнее — ту в мешок!»

Почтительным ты быть старайся,
Понравиться должё;н ему;
— Ежели будет он браниться,
Я просто встану и уйду.

— Ты должен помнить цель поездки,
Зарыто счастье жизни здесь,
Веди себя здесь не по-детски,
Ты в воле князя, помни, весь!

В девичьей был уже известен,
Не столько, как приезд гостей,
А вместе с ним их вид уместен,
«В язык попасться без костей».

Волненье охватило Марью,
Сидевши в комнате одна,
Зачем устроили ей травлю,
Ведь женский вид в ней — беднота.

Она глупа и некрасива,
А он — красавец и — самец,
И пара будет, как на «диво»,
Когда пойду с ним под венец.

Он — светский лев, горазд до женщин,
А я — провинции верна,
Что будет с ним, когда повенчан,
И я уже — его жена?

Тогда быть с ним сама собою,
Я вовсе, просто б, не смогла;
А взгляд отца подобен бою,
Я б только от него слегла.

Мамзель Бурьен с княгиней вместе,
Узнав от Маши о гостях,
Довольные подобной лестью,
Как будто — это в новостях.

— Какой красавец сын министра,
Чрез три ступеньки он шагал;
Они, собравшись очень быстро,
Вошли к княжне, продлить аврал.

С присущим женщинам кокетством,
И по прибытию гостей,
Свой вид улучшили посредством
Косметики и всех вещей.

Княгиня была в лучшем платье,
Причёска украшает вид,
Лицо, однако, — в «неприятье»,
Даря ей множество обид.
Сказать же проще — подурнела,
Природа мстительна за труд,
Рожать лишь женщине — уделом,
Награду дарит весом в пуд.

Мамзель Бурьен не отставала,
Себя «воздев» в другой наряд,
Она хорошенькою стала,
Замкнув, частично, женский ряд.

С княжной возникли лишь проблемы;
— Неужто вы, моя Мари,
К гостям остались будто «не;мы»,
Останетесь, в чём были вы?

1-3-3в

Позвали горничную спешно,
И начали судить, рядить,
Одеть Марию так успешно,
Сынка смогла бы покорить.

Княжна считала оскорблённой
Себя, как женщину, княжну,
Своё достоинство влюблённой,
В пику; отцу и жениху.

Ещё и больше — недовольной,
Что всё иначе быть могло,
Но в чувствах быть своих невольной,
И быть так, в принципе, должно.

Она скрывала всё волненье,
Ей было совестно, как грех,
Но отказаться от решенья,
Нарядной выглядеть средь всех…

Не стала портить настроенье
Себе, подругам, всем другим,
Вело бы к спорам, наставленьям,
Ненужным ей и даже им.

Глаза княжны, как бы потухли,
Покрылось пятнами лицо,
Она отда;лась этой кухне:
Всех покорить и взять в кольцо.

В кольцо, как есть, очарованья,
Во власть всезнающих подруг,
Подруги, приложив все знания,
Путём красы в том одеванье,
Загладить красоты недуг.

Хотя все искренно старались,
Она же была; так дурна,
Наряды ей, как ни пытались,
Такой осталась, как была.

Наряд меняли ей три раза,
Лицо, фигуру изменить,
Но, каждый раз опять — «проказа»,
Не удавалось нарядить.

Тогда княгиня — дама света,
Салонов светских всех знаток:
— Должна быть проще вся одета,
Убрать нарядов весь поток.

Мари, вам не идут наряды,
Вам лучше в сером платьице,
Как ежедневные «парады»,
Оно вам лучше, как в лице.

— Противно всё, меня оставьте, —
Звучал страданьем голосок,
Звучал: «Ко мне не приставайте,
С меня вы выжали весь сок».

Глаза наполнились слезами,
Стал умоляющим весь вид,
Душа охвачена цунами,
Как целой серией обид.

Всем стало видно, бесполезно,
Жестоко дальше наряжать:
— Ей будет более полезно
Причёску новую создать.

Я говорила все и раньше,
Должна причёска быть к лицу,
Тогда наряды будут больше
Подходить ей ко всему.

Княжна, ещё одно усилие…
— Да нет, оставьте вы меня,
Моим страданьям изобилие
Достигнет ли когда конца?

И обе Марьины подруги,
Характер зная у княжны,
Оставили свои потуги,
Советы больше не нужны.

В последний раз спросила Лиза:
— Причёску смените ли вы?
Но убедившись в том капризе,
На выход двинула стопы.

Одна в своей оставшись келье,
И, не коснувшись головы,
Себе поставила лишь целью,
Как не чураться простоты…

Бессильно опустила руки,
А в голове — рой тяжких дум,
Ей было даже не до скуки,
Включён в фантазию и ум.

Ей представлялся муж, мужчина,
Как особь и как существо,
С его умом, достойным чина,
Кругом семей здесь большинство.

Её в какой-то, незнакомый,
В счастливый переносит мир,
Ребёнок наш вполне законный
Свершает у груди свой пир.

А муж стоит и смотрит, рядом,
И у него — счастливый вид
Оп счастье излучает взглядом,
Обоих он боготворит.