Поручик ржевский. роман в стихах глава 5

Глава 5
/фрагмент/
               "Авось да небось до добра не доведут."
                Поговорка.


Гусар, герой кровавой сечи!
Всегда ты с удалью готов
Лететь вперёд, сквозь залп картечи,
Рубая в месиво врагов;
В боях прославленный вояка,
Не ведавший и тени страха,
При том, что, как сказал поэт,
"Довольно короток твой век",
При всём, при том, герой наш славный,
Хочу поставить я "на вид",
(и Бенкендорф то подтвердит):
Конспиративных правил главных,
И в целом шпионажа суть
Не понимаешь ты, ни чуть.

Вот точно так и наш поручик:
Он конспирации, (что жаль),
Был совершенно не обучен
И поспешил к мадам де Сталь.
Она, приверженка короны,
А ныне -враг Наполеона,
Теперь под колпаком жила
И оппозицией слыла.
К ней ехать было бы безумьем,
Но Ржевский, как я уж писал,
Про конспирацию не знал
И долго не страдал раздумьем
И едет не на Плас-Пегаль,
А поспешил к мадам де Сталь.

Не так дввно совсем, в России,
Та дама при дворе была,
И Бенкендорфу доносили,
Что ночь- другую провела
Она в поручика объятьях;
Однако же, не буду врать я,
Чего бы кто не утверждал,
Но, коли лично не видал,
То значит, не было такого.
Ведь нам известно с давних пор:
Что "кто не пойман, тот не вор".
А я там не был у алькова.
И вот, поручик едет к ней,
Вчерашней пассии своей.

Он приоделся у портного,
Совету Талейрана вняв;
Такого мерял и сякого,
И, приступ рвоты испытав,
Костюм какой-то выбрал всё же,
И даже тот, что был дороже;
Тут, (ассигнациям хвала!),
Доступна мода вся была.
Он в зеркале узрел вельможу,
И, хоть был неприятен вид,
И чувствовал он, что тошнит,
Так как на франта стал похожим,
Но прозвучала фраза та,
что "жертв желает красота".

Мадам де Сталь! Пера поэта
Она достойнее других,
Кто канули давно уж в Лету,
И поглотило время их.
О массе женских недостатков,
А то и ревности припадков,
Что с ней пришлось бы испытать,
Не буду я, друзья, писать;
Скажу об этой даме страстной,
К свободе рвущейся в любви,
И, что ты там не говори,
Отчасти кое-в-чём прекрасной:
Что пылкой нежностью своей
Пленяла та сердца мужей.

Однако, баронессы участь
Могла весьма плачевной быть:
И черни площадной дремучесть,
В порыве ярости, убить
Её желала, как и многих,
В то время статусом высоких;
Мы с вами знаем, что сперва
Антуанетты голова
К ногам, кровавая, упала
Безжалостного палача,
Как бы короны долг плача;
И баронесса испытала
Весь ужас, и, почуяв смерть,
Так не желая умереть,

В расцвете лет на гильотине,
Чтоб в вакханалии вся чернь,
Как бы в кошмарной сна картине,
Над ней расправилась теперь.
Призвав на помощь неба силу,
Де Сталь уехала в Россию;
Бежала, правильней сказать:
Ей надо было жизнь спасать.
И государь- наш -император
Ей нежно ручку целовал;
И Батюшков ей посвящал,
Наш знаменитый литератор
И лучший в пору ту поэт,
Двусмысленный, весьма, памфлет.

Все эти личности, и прочей
Российской знати череда,
Де Сталь не впечатлили, впрочем:
Случилось то, что и всегда.
И только наш герой-любовник
И ревностный её поклонник,
Ей в сердце навсегда запал;
Однако, быстро он пропал...
На самом деле, наш поручик
Лищь приударил за другой,-
За фрейлиной, за молодой.
Де Сталь решила, что уж лучше
Домой, в Париж, вернуться, ведь
Постыл ей русский наш медведь.

В те дни кровавого азарта
В Париже пена улеглась;
Наполеона Бонапарта
Тень над Европой поднялась.
"Права гражданские, свободы,-
Всё это ни к чему народу;
Де Сталь все мысли- полный вздор!"
И под усиленный надзор
Определил он баронессу;
Для женщин, дескать, никчему,
Как представляется ему,
Стремиться, лезьти к политесу.
Я пошучу, той мысли вняв:
А так ли уж он был неправ?

В обычный день свой, вместе с мужем,
Де Сталь вечернею порой,
Поездив по делам досужим,
В карете ехала домой,
Грустя о личном понемножку;
Когда вдруг кто-то на подножку,
А после, с запахом вина,
Ввалился вдруг в проём окна.
В зубах держал мерзавец розу
И улыбался до ушей;
Муж, было, вытолкать взашей
Хотел, и выказал угрозу,
Но молнией мелькнул кулак
И муж немедленно обмяк.

Вознице гаркнул дерзкий малый:
"-Ну, погоняй же, сукин кот!"
И в грубости той услыхала
де Сталь торжественный аккорд.
Да, это он, сей малый дерзкий,-
Любимый ей поручик Ржевский!
Кордоны пересёк границ,
И вот теперь пред нею ниц
И, попирая тело мужа,
Ревнивца, рохлю, слабака,
И записного дурака,
Давно постылого, к тому же,
Чуть поцарапанный,  в крови,
Ей объясняется в любви.
/конец фрагмента/