Нахальный поход
и звука, как должно извлечь не умея из струн,
я, всё ж, норовлю сердцевины, средины достигнуть во всем, без лакун.
О, эти разрывы, пробелы, провалы моих пропастей –
они вожделеют дырявым оскалом вестей ли, костей.
Но сплюнем налево и скажем
на случай на всякий «Типун...» языку-палачу,
и кукиш в кармане покажем и смажем хозяйственным мылом свечу,
чтоб, значит, подольше горела она на том самом окне
и сердце кому-нибудь грела, кому-нибудь, может, и мне.
Над старой обидой поплачем,
Вздохнём и продолжим нахальный поход –
за истиной, только за ней, а иначе, зачем городить огород?
Но только наладишь заплаты к своим скороходам, как вдруг –
незваных толпа, в ледяные палаты, друзей и подруг.
Но, впрочем, зачем же – незваных?
А, третьего дня, ну не ты ли, тоскою томим,
любых призывал – дорогих, окаянных, к холодным широтам своим?
Прибравши торосы, турусы, колёса и фрак у пингвина стрельнув,
уже на любые вопросы, запросы ответить готов, не моргнув.
И мне беспросветной порою
искать приходилось на тёмном окошке свечу.
И сказано было «Стучи – и откроют» – вот я и стучу, и стучу.
И мне всё выносят то водки, то хлеба, то выстрелят прямо сквозь дверь…
Но вырастет всадник до неба, до неба. Когда-нибудь. Но не теперь.
Не столь времена скоротечны,
и, тайные вехи от праздного взора сокрыв,
петляет тропинка по краю, и вечно её искушает обрыв.
И боязно здесь невзначай оступиться, но, гляну едва –
предчувствием вечной свободы кружится, кружится моя голова.
1997 г.
Свидетельство о публикации №122081902995