Они говорили
не робей, не трусь.
Они говорили, что я увлекусь,
втянусь.
А я, как ни назовусь ("Бесстрашной" или "Отважной"),
но все равно боюсь.
На чахлой своей лодчонке
идти в открытое море.
Они желали семь футов под килем
и полный штиль,
Команду лихих моряков
и рома бутыль,
Спасительных маяков
на каждые десять миль
На синем бескрайнем
просторе.
Я верила им
и снова шла на причал,
Душа уходила в пятки,
рассудок кричал,
Что бот для вояжа
чертовски мал
И быть нам добычей
какого-нибудь кашалота.
И вот, спустив с реи паруса,
возвращалась домой,
Бросала якорь и знала,
что этот путь - не мой.
И злилась, что не поспорила,
была немой,
Себя не поняв,
я слушала всё кого-то.
Я плюнула им в лицо
и пошла пешком,
А на земле, как известно,
нестрашен шторм,
И кораблю
("Сухопутным" его назовем)
Вдали от воды
гораздо-гораздо лучше.
И сердце проснулось
и сладко заныло в груди,
Мол, сколько еще
у тебя впереди!
Смелей, капитан,
вперед, не боясь, гляди.
Кто плавать был не рожден,
быть может, хорош на суше.
Свидетельство о публикации №122081901383