Липкое прикосновение мерзости

ЛИПКОЕ ПРИКОСНОВЕНИЕ МЕРЗОСТИ
-«Я бы свою мать на горбу из огня тащила», -
воспламенялась по телефону
дальняя родственница У-О.
-«Ей хорошо говорить, она там не была…», -
комментировала звонок муза У-О.

Исследовать любую смерть,
даже «СМЕРТЬ ИВАНА ИЛЬИЧА» ТОЛСТОГО,
занятие непростое,
но анализировать жуткую смерть
матери великого У-О
дело вообще неблагодарное
и кощунственное.
«Человек обязан, должен быть
готов к смерти, как к исповеди умирающий», -
шепелявит мне на ухо
толи Фрез, толи Фрейд.
Но сколько бы мы
не исповедовались
перед Богом или самим собой,
смерть всегда приходит не вовремя
и редко, чтобы человек
был готов встретиться с ней.
Мать У-О приняла смерть
лютую, страшную,
скорее, это была не смерть, а казнь.
Мою русскую мать
казнили русские
воины-освободители, -
такое не могло прийти в голову
ни Гойя, ни Дали, ни Сорокину.

Это один из тех торжествующих случаев,
когда реальность выбивает табурет
из-под ног вымысла, и повешенный
качается в петле.
Русская мать У-О с 16 лет
ходила в русскую церковь,
всю свою сознательную жизнь
была христианкой, верила в Бога,
жила по библии,
а погибла ужасно, люто:
сгорела живьём вместе с кошкой и библией.
Во времена глобального интернета
и открытий Илона Маска
мать У-О сгорела живьём в своём доме.
От неё осталась лишь горсть пепла,
кусок лобной кости и воспоминания
с претензией на другие берега.

До начала войны с русскими
мать У-О жила отдельно
в своей двухкомнатной еврохрущевке,
евродвушке, приобретённой ей
сыном,"братом Игнатом" незадолго до своей
трагической гибели.
Мать У-О всегда жила независимо,
в старости думала пожить для Господа,
помогать бедным, сиротам, неимущим,
дожить тихо и умереть хорошо.
Но в любой семье, как водиться
не без урода, особенно в русской,
и таким абсолютным,
сублимированным,
дистиллированным уродом в семье
оказался младший брат У-О,
назовём его Хайд, мистер Хайд
из романа Роберта Льюиса Стивенсона
«Странная история доктора Джекила
и мистера Хайда» 1885.
Всю свою жизнь Хайд, если что и делал,
то лишь завидовал другим: своим друзьям, 
одноклассникам, успешным родственникам,
морякам, бизнесменам,
погибшему брату Игнату,
его погибшим друзьям,
великому и ужасному У-О и т. д.
Зависть грешна, наказуема и всегда
заканчивается плохо, каторгой и тюрьмой,
но отсидев свои законные 13 из 15 лет,
а не пожизненно,
как просил герр прокурор,
Хайд больше нигде не работал
и о работе не помышлял. 
13 лет мать У-О недоедала, недосыпала,
вытаскивая Хайда из тюрьмы
в надежде, что последыш 
досмотрит её в старости.
Как часто пишут в плохих романах,
(и это уже стало клише)
«старость не заставила себя ждать»
и наш Хайд, выйдя из темницы,
на правах младшего сына,
поселяется в светлице матери,
приведя с собой очередную
жену-кокошницу,
(декабристку, как все её называли
за холодные, базетовые глаза), 
выкупившую его из тюрьмы досрочно.
Живя на деньги кокошницы,
оставшиеся от работы в ЕВРОПЕ
и «жируя» на нищенскую пенсию матери,
Хайд опять нигде не работает, а продолжает
заниматься тем, что и раньше:
завидовать,- теперь уже  всем на свете:
политикам, актёрам, успеху школьных друзей,
авто соседей, особнякам бандитов,
чужой работе и т.д., играя при этом дутую роль
уголовного гуру, живущего по понятиям,
а не по законам остального мира. 


ВЛАДИМИР НАБОКОВ своим очаровательным
и бессмертным нимфеткам
отводил срок жизни всего 2, 3 года,
после чего они превращались в прекрасных дам,
бизнес леди, кинозвёзд
и больше писателю были неинтересны.
Нечто подобное происходило и в отношениях
нашего поэта с Хайдом.
У-О всю свою жизнь тяготился
родственными отношениями,
(враги поэта домашние его),
считая их надуманными, ненужными
и только мешающими оценке человека,
как мастера, будь он поэт или тиран,
и потому своего Хайда никогда не воспринимал,
как брата, вернее, их братство
закончилось вместе с детством.
Жизнь Хайда шла по обочине жизни великого У-О,
была скучна, предсказуема и неинтересна,
затем что прекрасным джентльменом Хайд не был.
Хайд сам выразил желание
досматривать мать У-О,
ссылаясь,
что прислужнице надо платить,
поэт это приветствовал,
думая что тот поумнел,
но ущербность и изъяны характера
не поддаются временным реставрациям,
лечению временем, со временем они становятся
лишь опасней и изощрённей.
Это был не единственный Хайд,
с которым У-О имел несчастье вынужденного родства,
но это был Хайд в семье,
(«урод» в семье)
и в этом была трагедия.
Толстая, рыхлая Терпсихора
уже потирает свои маленькие пухлые ручки
в предчувствии большой трагедии.
И не зря, не зря!
«Благодаря» работе на большом заводе,
У-О был знаком с целым семейством таких хайдов
(отец, сын, дочь),
целым выводком таких советских уродов.
Заводской знакомый и пожилой Хайд
был намного старше нашего У-О
и работал с ним в одном цехе
вместе с сыном, тоже хайдом,
и все новости их паскудной жизни
были известны поэту до тошноты.
Пожилой Хайд был неисправимым
и чувственным фавном,
приамом и алкоголиком,
жадно взирающим на любую женскую особь,
имеющую устье и грот.
Пожилой Хайд любил молодого Хайда,
но держал последнего на коротком поводке,
следил за ним днём и ночью,
отшивал и пришивал его друзей и знакомых,
как отшивают и пришивают
карманы и пуговицы на пиджаке,
откупил от армии, заставлял учиться,
но учиться хайдёнок, сучёнок не пожелал,
а захотел жить, как папа:
 сладко спать, мягко есть
или, как там правильно?

Дальнейшее повествование
будет скучным, пошлым
и  безобразным, то есть без образным.
У молодого хайдёнка вдруг появилась                зазноба, невеста, такая же хайдиха, как он сам:
толстая, русская и конопатая.
Они тайно стали встречаться,
но папа следил за ними
и пресекал любые попытки уединения.
Старый Хайд сам давно уже положил свой красный
рубиновый приамовский глаз
на молодую, цветущую хайдиху
и однажды это случилось.
Пожилой Хайд поимел, таки,
будущую невестку
на жарком адском диване с пружинами
и кондиционером.
В русских семьях это не грех
и совсем не новость.   
Влюблённый и галстучный Хайд, застукав,
застав отца за таким непотребным делом,
не долго думая, не раздумывая,
нанёс хитрому лису и старому развратнику
по протоколу судмедэкспертизы)
шестьдесят семь смертельных
и два «не очень»
ножевых ударов в область спины и головы,
а может и много больше, и не только туда,
но история это замалчивает.
Ревнивого Хайда
тут же безжалостно осудили
на десять лет за убийство отца
со смягчающими вину обстоятельствами.
Эту историю рассказал поэту
как-то вечером
его бывший напарник, сменщик,
знакомый с Хайдами не понаслышке,
так как сам У-О давно
работал на другом заводе
и о Хайдах не вспоминал.
Отлично. Произошло то, что должно произойти.
Пожилой Хайд понёс заслуженное наказание
в виде смерти, молодой Хайд поехал в тюрьму
за убийство отца, хайдиха тут же исчезла,
но что поучительно в этой кровавой истории,
так это отношение к произошедшей трагедии
русского языка, а не морали.
Общественное мнение
и законы справедливости,
конечно же, на стороне юного Хайда
и только русский словарь против. 
Да, пожилой Хайд был не прав,
был Приам, фавн
и погиб справедливо от руки сына,
но, сколько бы, не довелось этому сыну прожить
в тюрьме или на свободе,
он всегда будет (по умолчанию)
отцеубийцей, убийцей отца.
Нельзя убивать породившего тебя, -
бубнит русская церковь.

С «Хайдом У-О» всё намного печальней
и мерзостней.
Реакция поэта на его сообщение,
что «нашей мамы больше нет»
ошеломила больше Хайда, чем нашего У-О.
Реакция У-О была прогнозируемой,
то есть отсутствующей и никакой.
Только в голове и у сердца
что-то хрустально хрустнуло.
Произошло, что должно было произойти.
Хайд, спасая свою жизнь,
не спас свою мать!
Не досмотрел, не уберёг, не спас!
(Ну, откуда, откуда, сука, он такой взялся?)

Обвинять Хайда в трусости
дело последнее и неблагодарное,
всё равно, что обвинять в трусости сволочь,
искать оправдание его поступку
это искать оправдание первородному греху
или иголку истины в стоге вранья.
Не знаю, как бы
поступил наш поэт,
но уверен, что он бы погиб,
спасая свою мать,
ринулся бы в огонь и сгорел,
но никогда и никому,
трясясь и рыдая,
не смог бы сообщить,
что «нашей мамы больше нет»
Мать У-О будет жить
пока жив сам У-О
и его исключительная поэзия,
в вот Хайда, действительно, больше нет,
Хайд умер, растворился, исчез
и как тут не вспомнить
воспалённую родственницу:
- «Я бы свою мать на горбу из огня тащила»!
20.06.2022