Сказки Дикого Леса

1. Заря Времён.

   Не становись на пути у мертвеца.

   Ищи Иволгу в звонких капелях весны.
 
   Не пытайся найти ключи сам - он тебя отыщет, прилетит.
Прежде чем в тебя вселится навь, послушай. Дорого заплатил Пересмешник за свои крылышки, очутившись в Мёртвом Лесу. Чего стоило найти путь из леса и избавится от мертвеца про то только Иволга знает, да молчит.

   Древний лес, страшный, дикий, мертвый. Не ходи туда, не вернешься ты оттуда без Золотого Иволги живым.
Защемит сердце твоё от тоски по дому, да только нет обратно дороги, а если и выйдешь ты из Древнего Леса, то уже высушеной оболочкой без души с глазами навьими, неживыми.

   Есть ещё один брат у Пересмешника, да только летает он среди туч и грозно смотрит вниз в поисках вражих следов, и не каждый смеет поднять на него свои очи.

   Запомни ещё одно. Так положено: знать, но не видеть и помнить, но не говорить. Вот и всё, что ты должен знать при встрече с глупой маленькой птичкой, если конечно она попадётся тебе на глаза.

   Нет Вещему Пересмешник покоя, всюду летает, всё видит, всё понимает, поёт дурным людям про жадность, глупость, трусость, а хорошим про красоту да мудрость их.

   Видишь, Заря на небе алеет тонкой полоской? Слышишь, скрежещет что-то в твоей голове? Найди Иволгу. Освободит тебя он от нежити, если ещё только душа твоя борется с холодными когтями смерти. Если только ещё успеешь до следующей Зари, пока у тебя есть время.

   Навь может годами пожирать тебя изнутри и всё это время ты будешь незримо в Древнем Лесу Мёртвых. Но вот как станешь мертвецом, так и заметят тогда люди, что лицо твоё - не твоё, чужое.

   А может, и сказки всё это.


2. Чёрное Озеро.

   Если лететь далеко на север, в края чужие и далёкие и послушать стариков, доживающих свои дни в ветхих жилищах, можно найти те странные места, которые люди обходят стороной. Да и мало теперь стариков из тех, кто чудо видывал на своём веку.

   Говорят, если идти по одной заросшей тропке пол-дня, выйдешь ты к берегу озера, да не простое оно, а Чёрное, Чёртово. Хозяин того озера и не человек вовсе, а чудовище с жабьей кожею и выпученными рыбьими глазами. А ещё говорят, о четырёх ногах Хозяин того озера.

   Сказывают, мужик один рыбачил как-то раз в его владеньях, да не удружил он Хозяину, наловил он много рыбы - и крупной, самой жирной, и маленькой да костлявой, малявок не пожалел, всё себе забрал. Жадный был мужик, до всего его руки тянулись, всё готов был себе утащить. Не понравилось это Озёрнику...

   А надо сказать, держал этот мужик животину - полон двор скота у него был, и больше всего ему любились лошади. Кормил он их так, что и многие люди бы позавидовали.

   Вот повёл однажды постух его коней в ночную, да остановился он около Чёртова озера - в старину его звали Улесское. Костёр развёл, снедь свою из сумы вытащил, поел да закурил.

   Вдруг ветерок повеял, зарябило зеркало водоёма, заржали лошади, потянул морды к воде. А пастушок сидит, да трубку свою курит, и усом не повёл. Тут ещё раз ветерок подул, кони к воде подходить начали. Сидит пастух и смотрит на лошадей, ничего дурного не чует. А потом запузырилось что-то на середине озера, дух плохой пошёл - тиной да мёртвой рыбой запахло. Бросились лошади в озеро, да не поплыли, а своим ходом пошли в глубину водоёма. Тут-то и дошло до пастуха, что чертовщина происходит. Не кинулся он коней из воды вытаскивать, а побежал стремглав к себе домой. Забился он там в самый дальний угол и всю ночь сидел не жив, не мёртв, кресты на себя накладывал.

   На том история с лошадьми и кончилась, не нашли коней. Две недели искали - не нашли ни следа. Погрустил жадный мужик, месяц пил горькую, да потом вдруг решил : "Была не была, заведу себе новых коней!"

   Но что-то у него не заладилось после того, как Озёрнику насолил. Сколько денег не тратил, жеребята все сдыхали через несколько суток, а старые лошади сходили с ума перед его воротами и много увечий нанесли людям, пытающимся их загнать во двор мужика.

   Говорят, горевал очень тот мужик, волосы на себе рвал, ходил к Улесскому озеру да плевал в него каждый божий день.

   Через пару лет даже после гибели своих лошадей мужик не успокоился и в срок, что утонули его кони, нанял он огромную телегу и поехал к Улесскому. А в телеге было - грех сказать! - навоз скотский. Вывалил он навоз в воду, плюнул, да смачно выругался, уехал домой и с горя напился.

   Наступила ночь. Понадобилось жадному этому мужику по-маленькому выйти во двор в нужное место. Вышел он из дома и глазам своим не верит: стоят его кони посеред двора живехонькие. Обрадовался мужик, кинулся к коням. И не сразу заметил, что скотина не живая, а мертвая, что съели лошадинное нутро рыбы да улитки, что через шкуру белые кости светятся. Но уж так лошади радостно заржали при виде своего хозяина и так пьян был мужик, что увидал, что шкура спадает со спины коня он только тогда, когда уже вскочил по-молодецки на его круп.

   Заржал табун и пронёсся по улице спящей деревни, а в середине мёртвого табуна - жадный мужик на любимом своём жеребце. Всю ночь катали его кони по деревне и ни один человек не проснулся, ни одна собака не залаяла, да и он ничего сказать не мог, сковала его немота, ни пошевельнуться, ни слова вымолвить. И как только пропели петухи третий раз, сгинуло наваждение и упал мужик на дорогу возле своего двора.

   Утром люди нашли его без чувств и пролежал он так неделю, а когда в себя пришёл выяснилось, что он говорить теперь только и может, а ложку в руках держать и ходить, на то у него сил теперь не стало, парализовало жадного мужика.

   На том всё и закончилось. Только с той поры никто на Чёртовом Озерере рыбу не ловит. А верить или нет старикам - уже не мне решать.


3. Песня Иволги.

У меня в лесу и трава зеленее, и воздух свежей,
Чем сейчас в умирающем мире людей...
Этот мир мне смертельно тесен.
Затмевая весь белый свет близится судный день,
Неспокойно, в душах людей - тлен и плесень.
Входишь в Божий храм - и ступаешь на тонкий и хрупкий лёд.
Может в пекло утянет, на дно тебя заберёт,
Может свет тебя вытащит - неизвестно.
Из зелёных дубравных трав и цветов дан тебе ковёр,
Не ходи в Божий храм, если слышишь зов,
Если знаешь о чем моя песня.


4. Лютояр.

  Про то только древние дубы ведают.

   Стоят под солнцем и звездами... шумят листвой... переживают морозные зимы... Стоят старые деревья, молчат.

   Прижмись мокрой от солёных слез щекой к коре древнего старца - он тебе расскажет такие чудеса, что и вмиг забудешь свое горюшко.

   Поспорил однажды Лютояр-колдун с шаманом-чудодеем, что найдёт он то место, где растёт одна травка заветная, гадюшным цветом та травка называется. И должен был принести он  целую жмень травы в намеченный день шаману, а тот за гадюший цвет скажет ему заклинание, что девок молодых привораживает не на век, а на день всего лишь.

   Кинулся Лютояр на поиски, оборотился он диким волком и помчал по долам и лесам. Бежит, смотрит очами дивными, не пропустит ни одной былиночки, где же тот цвет гадюшный расцвел?
   Долго Лютояр-колдун в поисках блуждал, все лапы истёр, и забежал он на болото, где веселились кикиморы. Почуял Лютояр, что могут кикиморы и знать про гадюшный цвет, что в самом имени той травы скрывается что-то гадкое, и оборотился он обратно в человека.

   Встал колдун перед кикиморами и улыбнулся лукаво. А надо сказать, был Лютояр статен да пригож, поглядит он очами своими лазоревыми  - как рублём одарит, улыбнётся устами сахарными - будто солнце вспыхнет в груди, начнёт он речи вести велиричивые - будто мёдом хмельным опоит.

- От интересно, чей это хахоль сюды пожаловал? Мой наверно! - заорала радостно одна из кикимор во весь голос.

- Да шо ты, подруга, мой это хахоль, твой давеча приходил, да потом шуганулся и утек, - другая кикимора нахмурилась и оттолкнула подруженьку.
 
- Что, девоньки, мил-дружка вам не хватает, сидите одни-одинешеньки, да журавлинку на бусы переводите, нет, чтобы доброму молодцу помочь, - милостиво улыбнулся Лютояр.

- Ох, шоб мне пусто было, подруженьки, не ваш это хахоль, а муженек мой ненаглядный сюды пожаловал, -  жалобно посмотрела на своих сестёр ещё одна кикимора.

   Вздохнул Лютояр-колдун, присел на кочку и смотрит тяжело и с укором на кикимор болотных.

- И зачем вам, девоньки-красавицы меня в хахоли понадобилось?

- Так красив ты очень. Всем ты хорош, полюбился ты каждой из нас...

- Ох уж и бедной будет та любушка, что за меня пойдёт, - отвечал Лютояр сурово глядя на кикимор.

   Попятились дрожа тут девушки от него, потому как каждой из них почудился взгляд кровавый, нечеловеческий, да страшные клыки во рту Лютояра. И каждой из них показалось, что вот-вот они вонзяться в шею белую и не сыщешь ты пощады от зверя, что внутри доброго молодца скрывается. Стоят, дрожат кикиморы болотные как былиночки на ветру, на Лютояра-колдуна смотрят и всё разгадать пытаются, кто перед ними. И не человек он и не лютый оборотень, чуден и страшен одновременно, и люб каждой и противен до одури.

- С миром я пришёл, - всё так же сурово говорит колдун, - Не бойтесь меня красавицы.

-Ну, ладно, передумали мы за тебя замуж выходить, говори, чего хотел! - через горькие слезы обиды улыбнулась Лютояру старшая, а остальные закивали головами.

- Знаешь гадюшный цвет где рвут?

- А как же не знать, знаю.

- Покажи. Покажешь мне траву эту?

- Ох, только за глаза твои красивые всё бы что захотел открыла, - покраснела при этих своих тайных думах кикимора, зарделась как маков цвет.

- Нет, девушка-красавица, мне только и нужен что пучок цвета гадюшного, пожалел я цвет твой девичий, - разулыбался колдун глядя в сторону.

- Ну тогда пойдём, ненаглядный наш сокол.

   Повели Лютояра кикиморы по тайной тропке болотной, петляла она часто, места это были гиблые, топкие. Дошли колдун и девушки до места и говорят Лютояру кикиморы:

- Вот смотри, травка эта малая, о четырёх лепестках белые цветочки на ней - это и есть гадюшный цвет. Осторожно её бери, мала эта травка, да сила её велика!

   Обрадовался Лютояр, собрал травы сколько обещал Лягде-шаману и повели его кикиморы обратной дорогой до того места, где он им  встретился.

   Распрощались они и пошёл Лютояр обратно пока кикиморы его могли видеть добрым молодцем, а потом опять волком побежал.
 
   Вернулся Лютояр в срок, и видит: чудодей-шаман уж на пеньке сидит, ждёт его, улыбается.
 
- Не запоздал ты, выполнил своё обещаньице.

- И всё то ты знаешь, старче, - поклонился ему Лютояр и протянул гадюшью травку.

   Взял Лягда-шаман в руки гадюший цветок, взял её осторожно и вздохнул.

- Наклонись ко мне, шепну я тебе слова те заветные, о которых ты спрашивал.

   Наклонился Лютояр-колдун к нему и заполучил заклинание.

- А скажи, Лютояр, - молвил потом чудодей-шаман, - что за тоска сердечная у тебя, что за дева-краса тебе глянулась? Не слыхал я никогда, чтобы сам Лютояр девице в ноги кланялся, да о любви молил.

- Срок мне выходит, вещий старче, пять веков среди людей хожу я человеком, скоро волком оборочусь на столько же и бегать мне только по лесу в шкуре зверинной. И как минут это время, станет на пути моём моя суженая и приму я тогда свой прежний лик. Да не полюбит она меня зверем. На то мне и заклинание, чтобы полюбился я ей хоть на день, а не на век, чтобы чары колдовские рассеялись. А не полюбит меня суженая - умрёт от тоски тогда душа моя, и до скончания времен мне быть чудовищем диким и ужас наводить на людей...

- Кто ж тебя так проклял, славный Лютояр? - вздохнул чудодей-шаман, - У кого сердце ледяное да каменное?

- Давно это было. Охотился я с отцом своим на дикого зверя, ходили мы с ним по лесам с полными колчанами стрел, зазря никого не обижали. И текла недалече река широкая. Проплывали по ней ладьи с гостями заморскими, и сидела в одной из них молодая краса-девица. Увидела она меня со своей ладьи и сердце её воспылало ко мне страстью, повелела дева причалить к берегу, там где я стоял с отцом своим, и так мы и познакомились с чужеземною колдуньей. Велика оказалась любовь её, да только сердце моё свободным быть пожелало, да душа рвалась во сыр бор и на ратные подвиги. Сказал я ей это, и омрачилось её сознание. В сердцах прокляла она меня, чары наложила. Хотелось ей, чтоб я ей вернее пса был, да стал я волка дикого страшнее и злей, так душа моя воспративилилось...

- Вот оно что, Лютояр! А я давно за тобой подмечал, что не простой ты оборотень, коих я много повидал, а молодец заколдованый! Ты уж не серчай на меня, старика, не всё мне ведомо.

- Отчего мне на тебя сердится, чудодей-шаман, оказал ты мне услугу, коей я и не видывал. Пора мне, старче, далече ещё мне бежать.

- Прощай, Лютояр-колдун, значит. Может разойдутся наши пути здесь навек, а может и свидимся.

- И ты старче, прощай, да не поминай лихом. Может и свидимся.

   На том их разговор во дубовом бору закончился.

   Может и сказки тебе старик дремучий рассказывает, да только высохли твои слезы горячие и забылось оно, твоё горюшко.


5. Одолень-травой.

И поманит в лес тебя
одолень-травой
волк, али обОротень.

И легко, да невесело
слушать зов, али вой,
и никто не воротит!

И обманет лес тебя -
то-ли глаз дурной,
то-ли сама ворожила?

И вернёшься ты если,
то такой, да не той -
с нечестью сдружилась!



  Бегает Лютояр-молодец по лесу в обличье волчьем, людей чурается, стороной обходит. Знают его только колдуны да чародеи великие, да звери лесные.

  Знают, да помалкивают, ибо не помощник он роду человеческому, а суровое ему наказание! А если и помогает он людям, то забывается это вскоре, как будто сном тебя сморит в полдень. Не любит Лютояр людей, ох не любит!

  Ждёт Лютояр свою суженую, любушку-голубушку, что в дни изначалья ему завещена. Пойдёт ли она в ночь на Ивана-Купалу искать цветок папоротника? Тихо скулит сердце человеческое в груди волчей - полюбит-ли, не испугается?

  Скоро уж срок выходит... Расцветет в ночи цветок папоротника - и откроются тебе тайны великие! Да только берегись, ты ли та душа-красавица, про то только лес ведает, да говорить не велит...


6. Полынь-Трава.

Спорил ветер с Полынь-Травой:
-Раз ты рядишься в платья чёрные, назовясь вдовой,
То зачем цветёшь, грусть печальная?
Отвечала Полынь-Трава молчанием.

Ветер ленты с кос посрывал, понес:
-Раз не вижу тоски твоей, твоих горьких слёз,
Улыбнись ты мне, грусть печальная!
Отвечала Полынь-Трава молчанием.

Плакал Ветер дождём на прощание:
-Коль не люб я тебе, то зачем во груди огонь,
То зачем и во мне грусть печальная?!
Отвечала Полынь-Трава молчанием.