понедельничное
за старыми истёртыми дверьми —
скрипучий пол и стены коридора,
окрашенные чернью из сурьмы
по плинтусам, и муть извёстки сверху,
засиженная мухами вразлёт.
придешь на камеральную проверку,
томишься тут, пока не повезёт.
болото будней пыльного архива:
в нём секретарь, мешая крепкий чай,
зевает вдруг, протяжно и тоскливо,
мазнув на декларацию печать
«сдано». утробным скрипом вторил шкафчик,
и тополь за окошком облетел,
и сдавленно в приёмной кто-то кашлял,
и женщины смеялись вдалеке,
и серые тесёмки распустила
захватанная папка на столе.
когда поблекли синие чернила
в закатном свете, город опустел,
и дремлет бесприсутственное место,
темнеет, выцветая, кабинет.
из чувства раздраженного протеста
на цыпочках с бутылкой каберне
крадёмся в канцелярию с подругой
келейно перед сном повечерять.
пусть щурится охранник близоруко
в засаленную жёлтую тетрадь,
мы отрицаем здешней безнадеги
тоску и ряску. хлопнули винца,
и распорядок отпускает строгий.
мы молоды. мы вправе отрицать.
но — новый день, и снова картотека,
счета и счёты, вечный черный чай,
неотменимо тянется извека
глухого понедельника печаль.
Свидетельство о публикации №122081500702