Гости Окраины. Галина Бурым. Зерноград

Тополь

За двором у дома стонет тополь старый –
Он прожил на свете срок уже немалый:
Вырос в три обхвата прямо возле тына,
Расщепили грозы чёрную вершину.

Бережёт подворье – страж на изготовке,
Вся кора облезла – латки на толстовке.
Старческие ветви прячет за листвою,
Сучья, словно вены, виснут над землёю.

Серебром сверкает лист на ветерке,
Словно он кольчугу носит налегке.
Ветви гнули ветры – разносился треск –
И дожди хлестали, полируя блеск.

В изморозь и холод покрывался льдом,
После снегопада – в парике седом.
Как в армяк, весною в зелень облачался
И в шатёр прохладный летом превращался.

Годы пролетели, даже времена –
Тополем защита всем была дана:
Радостей и бедствий наших был свидетель,
Путникам случайным – добрый благодетель.


Не всё золото, что блестит

Однажды, придя в детский сад, я увидела красивую девочку. Беленькие красивые волосы были разделены на пробор и завязаны в два хвостика. На лбу – красивая пышная чёлка. Меня заплетали только в одну или две косы, и чёлки у меня естественно не было, как и у всех наших девчонок.
Голубые глаза девочки, опушённые чёрными ресницами, казалось, с интересом смотрели на мир. Личико беленькое, а на скулах – постоянный румянец. Одета она была, как принцесса, – в красивое шёлковое платье. Мы же все ходили в байковых или в ситцевых платьях.
Я стояла как зачарованная и не могла налюбоваться на этого ангела. Мне хотелось подойти к этой девочке и потрогать, настоящая ли она? Рядом со мной остановилась моя подружка Рая и тоже глазела на новенькую, открыв рот.
Не только мы, но и все дети разглядывали новенькую девочку кто с интересом, кто с завистью. «Вот это красота!» – прошептала я подружке.
Когда наша воспитательница представила её нам, то оказалось, что и имя у неё волшебное – Вита.
Мы все жили в небольшом рабочем посёлке, и имена у нас были простые. Такое имя, как у неё, мы слышали впервые. Моя подружка даже пропела его: «Ви-и-и-та»!
Душе захотелось простора, а ещё – выплеснуть эмоции от увиденного! Все дети стали восторженно прыгать, бегать и водить хоровод вокруг новенькой, но, встретив её презрительный взгляд и позу статуи, остановились и притихли.
Вита приехала к родителям мамы из областного центра, и они сдали её в детсад, так как сами работали в местной больнице зубными врачами. То время, пока она ходила в наш детсад, стало для нас с подругой самым худшим за весь период нахождения здесь. Мы с подружкой почему-то сразу не понравились новенькой. Она была очень вежлива со всеми, когда рядом был кто-то из старших, но если их не
оказывалось, превращалась в фурию.
Вокруг неё образовался круг из детей, которыми она повелевала, как принцесса. Мы с подругой в этот круг, естественно, не входили – лебезить и глотать обиды не собирались. Мы стали «девочками для битья».
Вита щипала, кусала нас исподтишка, а если мы хотели пожаловаться, то начинала истошно вопить, что мы её бьём.
Она высмеивала нашу одежду, и если кто-то хотел нас защитить, то набрасывалась и на него. Скоро, чтобы не впасть у неё в немилость, у нас не осталось защитников. Если она узнавала о каких-то мелких детских проделках, тут же ябедничала. И всё это – тихим голосом и с кротким лицом. Она разбрасывала нашу одежду по чужим шкафчикам и даже за шкафчики. Мы всегда одевались самыми последними: пока найдём свои вещи, все уже гуляют. Нас постоянно и несправедливо ставили в угол, а если мы пытались оправдаться, то слышали в ответ: «Не сочиняйте! Эта девочка – просто
ангел. Вот бы все такими были!..»
В тот период мне впервые не хотелось ходить в детсад, хотя я обожала там бывать.
К какому-то празднику нам нужно было иметь костюмы.
Я играла роль фиалки, а моя подружка – роль весны. Вита была у нас голубем мира. Костюмы в основном нам шили из марли, выкрашенной в нужный цвет и сильно накрахмалив.
Короны вырезали воспитатели.
Подошёл день праздника, и мы надели свои костюмы.
Праздник намечался после тихого часа.
Наша нянечка тётя Оля, убрав раскладушки, стала протирать полы, но её позвали куда-то, и на полу осталось ведро с водой и швабра. Дети были радостные и возбуждённые, все в костюмах, коронах. Не было только Виты, но вот и она впорхнула в зал. Какой бы злой ни была эта девочка, но красоты у неё не отнять. Я зачарованно уставилась на неё. В зале кроме детей никого не было. Голубь у Виты на короне, казалось, сейчас взлетит. Она была единственная – в шёлковой юбочке со складками и в белом пиджачке.
И вдруг, подбежав к нам с подружкой, она плеснула на наши костюмы водой из бутылки. Естественно, облив не только нас, но и кое-кого из детей, но нам досталось больше всех!
Наши накрахмаленные костюмы моментально обвисли.
Мы представляли собой жалкое зрелище. Кое-кто из ребятни заплакал, а мы с подружкой пошли на Вику «на таран», а за нами двинулись и другие облитые дети. Мы толпой окружали её и подталкивали к выходу из зала. Вдруг она споткнулась о швабру и плюхнулась в ведро с грязной водой. Вылезть из ведра сама она не смогла и завизжала. Ей помогли её «фрейлины».
Перед нами стояла жалкая девочка с искажённым от ярости лицом. В мокром белом, с чёрными разводами костюме, с которого капала грязная вода. «И совсем она не красивая», – прошептал кто-то.
В грязной одежде, в съехавшей набок короне она накинулась на нас и стала рвать наши костюмы, которым и так уже досталось, но тут дети почему-то кинулись нас защищать.
Видя, что проигрывает, она истошно заорала. В зал вбежали воспитатели и наша нянечка, с трудом оторвали её от нас и увели в раздевалку. Няня обнимала нас с подружкой, гладила по голове и сетовала, что от наших костюмов остались одни лохмотья.
Когда на следующий день, и через неделю, и через десять дней Вита не появилась в нашем детском саду, то все, даже её «фаворитки», вздохнули с облегчением. И скоро, как это бывает только в детстве, все о ней забыли.
Жизнь по-прежнему стала прекрасной и спокойной. Но мы на всю жизнь получили урок – по пословице: «Не всё золото, что блестит».