Полжизни тому назад

Вылезаешь через окошко на черепичную крышу,
На ярчайший солнечный свет из чердачного подземелья,
И мгновенно вокруг щебетанье птиц, которого раньше не слышал,
Стрекотанье кузнечиков громче, чем шум ста водяных мельниц.
Ты лежишь на ребристой прожаренной терракоте,
Рядом жмурится котик.

Там внизу на земле бьют о стенку мячом друзья,
(Ужин, мультики, в спальне свет выключается ровно в девять)
А вокруг тебя провода, антенны, верёвки для сушки белья,
И ещё целый месяц можно на крыше лежать, ничего не делать, –
Лету нет предела, твоя голова звеняще пуста
До тридцатого августа.

Тридцать первое же – словно день на границе миров:
Мама гладит твою рубашку, ты собираешь рюкзак;
Ты ещё предвкушаешь встречи, хоть всего-то неделя и будь здоров,
Не хочу, не пойду, надоело, на мокром месте глаза.
Этот день делит год на две очень неравные части:
«Должен» – дольше, чем «счастье».

Но пока бесконечно солнце и на остриях лучей
Трепыхаются, словно рыбы, наколотые минуты,
Мы с котом их снимаем, одну за одной, и бросаем в ручей,
Отпускаем на волю: ленто, ад либитум, состенуто.

и прозрачна даль, и ясны мои глаза
полжизни тому назад