Ну, что же ты, Валера, уже умер?

Ну, что же ты, Валера, уже умер?
Простыл, перекрывая дома крышу.
И сколько б я ни набирал твой номер,
И сколько б я ни слал охрипший зумер -
Твой голос я вовеки не услышу.

И как теперь избыть мне мысли эти
Ума в недоуменье наяву:
Вот, только что, с тобой мы были дети
И вот ... тебя уж нет на белом свете ...
А я ..., а я - по-прежнему: живу.

Какая-то мучительная больность
Какой-то неосознанной вины
И дум вокруг да около окольность
Под холодок терзанья, чья крамольность
И страх уму неясно-невидны.

Какая-то щемящая предтеча
Несокрушимой веры в идеал
Души людской ... И, ею весь просвечен,
Я вижу, как во время нашей встречи
Ты средь девчонок наших восседал.

И как они по-детски к тебе жались.
Как ты Высоцким  невпопад влезал,
Как был сама открытость и отталость
И как всегда душевно улыбались
Твои большие губы и глаза.

Ах, если бы сейчас душой расплыться,
Спросив тебя и дружески обняв:
"А помнишь, как впервые мне влюбиться
Ты помогал, с записками, как птица,
Летая к Любе, просьбам моим вняв?"

И ты б ответил: "Помню! Как же-как же.
Она записки, правда, не бралА
И отрезала всё, что ей ни скажешь,
И иногда лупила меня, даже:
Такая она вредная была." ...

Как больно мне. Как память неотступна.
Как школьных лет былое сердце жжёт ...
И как его так не хватает тут нам,
Где мы, порой забывчивы преступно,
Живём своим лишь "я" за годом год.

Пока вдруг с головы до ног окатит
Холодным отрезвленьем горе-весть,
Что друг в больничной отболел палате ...
И нам вдохнуть вдруг воздуха не хватит
От мысли: его - нет, а я - всё есть.