Бастарды надежды моей
поскольку не знал, почему
в ружьё засыпается порох.
И эхо – а может быть шорох,
с которым возро'дится Молох,–
забыло вернуться к нему
в пустую квартиру, где мебель
хранит антикварным чутьём
не нашего рода фельдфебель;
избравший могилою Эзель,
приславший из прошлого вексель
на двадцать рублей серебром,
да карточку с видом на море.
Семнадцатый. Лето. Песок...
А в фокусе – наискосок,
какой-то дредноут в дозоре:
свидетель укора во взоре
да пули летящей в висок.
Он был – не желая остаться
на общих казённых харчах.
Он будет по свету скитаться,
рождаться в огне и скрываться
от тех, с кем успел попрощаться
больною печалью в глазах.
И будут – ему недоступно,
за каждым окном в Монфермей,
как бледные тени людей,–
ютится нелепо и смутно,
вопящие ежеминутно,
бастарды надежды моей.
Свидетельство о публикации №122081105346