Эрос, сын Афродиты. Сборник
Передо мной книга, можно сказать, легендарная: едва ли не первый сборник эротических произведений был подписан к печати накануне путча 19 августа 1991 года в том ускользающем СССР, в котором, как известно, «секса не было».
Сборник состоит из прозаических творений тогда ещё советских литераторов, перемежающихся сальной, в основном, лирикой.
Поподробнее.
Конечно. не знать цикла «Любовь вождей» современного классика Юрия Нагибина – это грех для литератора. А вот повесть Фазиля Искандера «О, Марат!», наверно, известна каждому по фильму с Хазановым «Маленький гигант большого секса». Что удивительно: на презентации РГГУ в апреле 1991 года, когда «Эрос» был уже на подходе, после нашего выступления я сидел на соседнем кресле с Искандером за спиной Юрия Афанасьева и вместе с ним ржал над выступлением Геннадия Хазанова о двух тиграх-номенклатурщиках. Может, тогда и зачинался «Маленький гигант»?
Рассказ знаменитого Егора Радова «Искусство – это кайф» повествует о юном онанисте, променявшем всех любимых девушек и, впоследствии, женщин на японскую Жудю. В рассказе много всякого умного и витиеватого, но магистральная линия ясна. Это произведение можно отнести к сфере «сексуальной фантастики», поскольку онанист сей остаётся таковым до старости и продолжает любить свою японку Лору.
Рассказ Евгения Попова, тоже человека небезызвестного, «Голубая флейта», уточняющий принцип «В Советском Союзе секса нет» в самом прямом и трагическом аспекте брака, заслуживает внимания, но сказать о нём в общем нечего.
Особо остановлюсь на произведении замечательного прозаика Евгения Лапутина «Обманы (имитация)». С этим блестящим пластическим хирургом по основной профессии судьба столкнула меня в 1990 году, когда я дважды приходил к нему в Институт Красоты, переехавший на Старый Арбат, за автографами на книгах для своей девушки. Этот красивый человек был зарезан неизвестным у подъезда своего дома 20 сентября 2005 года, сорока шести лет от роду. Я люблю этого человека и был несколько удручён его романным творчеством поздних лет. Я даже написал в 1991 году рецензию на его роман, названия которого не помню, для семинара в МГПУ одной своей подружки, которая, рецензия, вызвала восторг, перемежающийся с ироническим хихиканьем.
«Обманами» я потрясён!
У выходца из деревни Павлуши, постоянно общающегося со своей «женой», диктором на телевидении Машей, через телевизор, тяжкий шизофренический бред. Но не в этом дело! Этот бред, обобщаемый в произведении Лапутина в небесно-цивилизационное «покрывало Майи», является поэтической, ярко-прекрасной поэтической игрой автора, прекращая которую вместе со своим текстом, он поздравляет человечество с «просветлением». Не случайно рассказ так и назван» - «Обманы», им Лапутин, как граблями, собирает все проблемы иллюзий человечества. Он, как обычно, играет иллюзотворческой фантазией, не имеющей основы в реальности, что всегда отвращало меня от творчества Лапутина и вызывало горький смех у ценителей прозы. Но «Обманы» сделаны поразительно, что может выдвинуть Евгения Лапутина в ряд больших писателей.
Сборник оснащен бездарными картинами Канторова, Рейхета, Захарова, среди авторов мелькает даже Никас Сафронов.
Среди стихов можно выделить «Джоконду» Елены Шварц, не зря отнесённой мной к «медному веку русской поэзии», и миниатюры Георгия Базырёва.
Стоит ещё отметить, что в оформлении книги использованы прекрасные образцы фотографии ню, которые могли создать только «изголодавшиеся» советские мужчины или даже женщины. Женское тело на них потрясающе! Но никакой «Афродитой» и не пахнет: это наше, человеческое, гуманно-близкое и тем – великолепное!
Вернусь к прозе.
Теперь Виктор Ерофеев, «Девушка и Смерть». Это жуткий рассказ, поскольку он моделирует на удивление ясное сознание некрофила-убийцы, получившего любовный импульс к подруге своей жертвы. Это – Раскольников 20 века, выводящий на белый свет разговор о сталинском наследии брато-и другоубийства, окрашенного необычайным энтузиазмом и любовью. Почти кощунственно Ерофеев выворачивает наизнанку его устами девиз: «Любовь побеждает смерть».
Пётр Паламарчук. «Бардак».
Этот рассказ яркого знатока русской истории, литературы, в частности Н. В. Гоголя, церковных памятников, автора великой книги «Сорок сороков», продолжает гоголевские выводы в приложении к советской перестроечной действительности, обозначая портрет тогда современного не «маленького», но «среднего человека» турецко-русским «двойным» словом «дурак» (турецкое «остановка»). Учёный-дурак Петухов весь досуг парижской командировки посвящает хождению по «бардакам», отрицая разврат и преисполняясь негативом, влюбляется в истинную художницу, актрису порнографического жанра, приносит ей цветы, но даже не пытается ничего узнать о ней, когда она пропадает со сцены; он заходит в храм, умиляется, но не решается поставить свечу и положить эти самые цветы к Владимирской иконе.
Такая вот «остановка», «дурак» как приговор социальному слою, поколению, генерации…
… С Петром меня познакомил священник и писатель Ярослав Шипов перед Царскими вратами Успенского собора, возле «ящика» с Владимирской (нет, не тогдашней директрисой музеев Кремля, а иконой Девы Марии). Шипов сказал о Паламарчуке следующее: «Вот достойный человек! У него не голова, а Дом Советов!». Я попросил у него телефон и позвонил вскоре (это было в июне 1997 года) по вопросу акафиста Иову Многострадальному. Этот «Дом Советов» дал исчерпывающую информацию, указав единственное место, где акафист, не известный и никогда не издававшийся, мог быть – храм Иова на Волковом Кладбище в Петербурге. Каким-то чудом мой приятель получил в подарок для меня храмовую служебную «книжку», однако издатель Шипов отверг наш уникальный сборник об Иове…
… Пётр Паламарчук скоропостижно скончался в середине февраля 1998 года, когда в центре Москвы горел «Морфлот».
Я считаю его своим другом
А. Михаил. 10 августа 2022 года.
Свидетельство о публикации №122081006640