Константин Величков. Цареградские сонеты 38

XXXVIII. 

Когда в прогулочном уединенье
мне, вопреки паренью гордых дум,
ме

почудятся живые люди-тени,
чьи вопли бережёт приморский шум,-

жрецы, патриции и кесари, их жёны
в крови, на дыбах, в ямах, в кандалах,
руины храмов и дворцов- сожжённых,
подковами впечатанные в прах,-

страсть хочется припасть к песку и слушать,
и волны бы утихли да на час,
и я б услышал вас, чужие души,

но ревностью к ним вспененный прибой
попеременно- громче или глуше-
бьёт насмерть волны- изверг голубой.

перевод с болгарского Терджимана Кырымлы



XXXVIII.

Когато всред разходки ми уединени
вестят се страшни в разтрепераний ми ум
тез образи измъчени, във кръв облени,
чий издихающ глас замрял е в морский шум,

избите кесари, измъчени царици,
в килии мрачни, с сълзи, жаждущи смъртта,
велможи грозно изуродвани, патрици,
от храма грабнати и тъпкани в калта;
 
желание тогаз неволно в мене се явява
в земята да се вслушам, де прахът им спи,
и всичко сякаш окол мене замълчава,
 
и чакам някой стон дълбок да заехти,
но слънцето светлее горе в свойта слава,
далек морето само чуй се, кат шуми.

Константин Величков