Гаджинн. Глава 4. Страшно то, что больше нет нельз

Глава 1 - http://stihi.ru/2022/07/17/6332
Глава 2 - http://stihi.ru/2022/07/22/5392
Глава 3 - http://stihi.ru/2022/07/29/2786

1. Крабовый маньяк

В назначенное прибыл Литин место.
Причал ласкала темная вода.
И яхта белоснежная гротескно
Покачивалась рядом глыбой льда.

Гордей осведомлён был, что все виды
Девайсов под запретом в клубе. Он
Шепнул за миг Гаджинну: «Будь невидим» -
И не заметным стал в руке айфон.

Встречал у трапа человечек – карлик.
У гостя приглашение спросил,
В которое направил свой фонарик
И символ там сокрытый осветил.

Он гостя пригласил на яхту жестом,
И «bienveneu» гнусаво пожелал.
«Мерси» небрежно бросив, на фиесту
Гордей по трапу гордо зашагал.

Ах, яхтенный мирок! Какая роскошь –
Плавучая усадьба на волнах.
Ты круглый год, владея яхтой, можешь
Бывать на самых разных берегах.
 
Волна о борт шампанским пенным брызжет.
Искрится в хрустале Dom Perignon.
И вот уже твой уровень престижа
Приставкой «ультра» смело наделён.
 
На яхте Granda всё по-королевски:
Скульптуры и персидские ковры,
В серебряном столы и стулья блеске,
И мрамором банкетный зал покрыт.
 
Гордей шагал по палубе неспешно,
Убранства шик не волновал его.
«Да… не «Симфония морей» конечно,
Но тоже очень даже ничего!» -
 
Услышал Литин сзади чей-то голос.
Он обернулся. В шёлковых штанах
И кашемировой  футболке-поло
Стоял мужчина с удочкой в руках.
 
– Тебя в журнале видел, то ли где-то
  Ещё. Ты Литин… кажется Гордей.
  Загадочный миллиардер из гетто.
  Рыбачишь?
– Нет.
– А пьёшь?
– Ну да.
– Налей!
 
Мужчина головой кивнул направо:
–  Там на столе есть стопки и коньяк.
  Неси сюда. Я – Константин  Курава.
  Слыхал?
– Слыхал. Вы – крабовый маньяк.
 
Курава одобрительно похлопал
Гордея по плечу.
– Мы все, браток,
  Маньяки. Каждый под своим сиропом.
  Ну, за знакомство! – и в один глоток
 
Опустошил с напитком жгучим стопку.
Гордей за ним, чуть вздрогнув, повторил;
Теплом приятно окатило глотку
И жаром полыхнуло всё внутри.
 
– Клюёт? – спросил Гордей.
– Сегодня плохо.
  Ну, я ж здесь не за рыбкой золотой!  –
Рассыпался Куравы смех горохом
По палубе с больничной чистотой.
 
Гордей не разделил с мужчиной юмор.
О релинг нервно пальцами стуча,
Он наблюдал, как крохотные дюны,
Бегут легко на каменный причал.
 
– Скажите, Константин, вот предположим:
  Поймали золотую рыбку, но
  Бедны вы и на двадцать лет моложе,
  Что первым пожелали бы?
– Чудно…
 
  Вот ты меня вопросом ошарашил.
Миллиардер с ответом не спешил.
– И всё-таки?
– Ну, что же. Может, раньше,
  Когда мне было двадцать с небольшим,
 
  Когда в своей стране я был как пленник,
  А в кошельке – дыра, в руке – талон,
  Я точно пожелал бы море денег.
– А дальше?
– Дальше? Может, за кордон,
 
  А там бы, как король, ел, пил на злате,
  И в роскоши купался и кутил…
  Сегодня клёва нет. Пожалуй, хватит.
И удочку оставив, Константин
 
Устроился в плетённом чёрном кресле,
Который возле столика стоял.
– Вот так, браток, наверно было б, если…
  Да сказок не любитель просто я.
 
Гордей не унимался:
– Ну, допустим,
  Сорили бы деньгами месяц, год,
  Сменили бы на виллу захолустье,
  И ложками икру кидали в рот.
 
  А что потом? Всё есть, и даже больше!
  У вас уже нужды работать нет.
  А чем себя занять?
–  Вопрос  хороший.
  И раз такой случился тет-а-тет,
 
  Ответь и ты на мой вопрос.  Представим,
  Ты всё своё богатство потерял.
  И вновь, как  раньше, беден и бесславен,
  Как колос посредине пустыря.
 
  Что у тебя останется? – Курава
Внимательно Гордея изучал.
А тот стоял в раздумьях –  худощавый,
Печальный, как потухшая свеча.
 
– Да ничего! – Гордей сказал со вздохом.
Курава с кресла встал и, подойдя
Вплотную к визави, отметил:
– Плохо!
И он, за спину руки  заведя,
 
Стал медленно расхаживать.
– Не верно!
  Останется единственное – жизнь!
  А если и её не ценишь – скверно.
  Пиши – пропало, умирать ложись.
 
– А жизнь без денег – разве лучше смерти?
  Я жил в нужде и больше не хочу.
– И я в ней жил, и сколько мне усердий
  И крови стоил капитал – молчу.
 
  Всего по жизни сам я добивался,
  И мне не падал с неба миллион.
  Но если рубль тебе легко достался,
  Тобой цениться мало будет он.
 
– Ценю… Ведь я мечтал миллионером
  Однажды стать. И вот моя стезя –
  Сорю теперь деньгами я без меры,
  Но страшно то, что больше нет «нельзя».

  Нет никаких границ и граней больше.
Курава почесал высокий лоб,
И так сказал:
– Богатство – это ноша,
  Которую не взять с собою в гроб.
 
  Купюрами стираются морали.
  Я в девяностых жил и видел, как
  Вопросы о деньгах стрельбой решали.
  В лихие годы был такой лайфхак.
 
  Но главное, браток, совсем не это.
  Велосипед я не изобрету:
  Твори добро, ведь звонкою монетой
  Нельзя заполнить в жизни пустоту. 
 
- Твори добро… - словам Куравы вторил
Гордей, их словно пробуя на вкус.
И тут же вспомнил он о договоре
С Гаджинном – может дорог быть иску;с.

Гордей смотрел в чернеющие дали.
Скучали у причала катера.
– Мы хорошо с тобою поболтали,
  А мне, Гордей, уже идти пора.
 
– Так вы не остаётесь здесь, на яхте?
– Нет. Я арендодатель – «дашь на дашь».
– Ну, что же, Константин. Тогда прощайте.
– Прощай. А разговор ты помни наш.   
 
Когда последний гость на яхту прибыл,
Сигнал отправки звонко прозвучал.
И «Granda» гордо белоснежной глыбой
Покинула свой каменный причал.

2.Приспешники

В банкетном зале яхты было шумно:
Сквозь музыку гремели голоса.
Известный шоумен в белье ажурном
На барной стойке весело плясал.

В серебряных штанах и белой блузе
В ладоши хлопал, ножкою козля,
Миниатюрный кутюрье-французик
И часто восторгался: «О-ля-ля!»

Чуть позади в трусах и красных берцах
Плясал канадский нефтяной магнат,
А рядом с ним два авто-бога немца
И худосочный жёлтый азиат.

В той общей вакханалии резвились
Арабский принц, из Штатов конгрессмен,
Поляк-ретейлер, винодел-бразилец
И крупный итальянский бизнесмен.

Гордей же в комбинации и туфлях
На тонких невысоких каблуках
Стоял поодаль. Пальцы в туфлях пухли
И полыхал румянец на щеках.

Разглядывая бесноватых лица,
Никак не мог понять он – почему
В кругу «своих» хотел он веселиться,
Да только вот не весело ему.

Он также, как они, богат, всесилен,
Принадлежит их миру. Отчего ж
Гордея эти люди так бесили,
А иногда от них бросало в дрожь?

«Месье Гордей, пора задать всем жару!» -
Картаво кутюрье проворковал,
И в сторону винтажной стойки бара
Холёной белой ручкой указал.

Гордей тряхнул тяжёлой головою,
Хромая прошагал через танцпол.
Всех одарив улыбкою кривою,
Вскарабкался на красный барный стол.

А гости веселы, неугомонны,
До зрелищ ненасытны и жадны.
По истине – приспешники мамоны!
Порочные до самой глубины!

«Come on! Come on!» - кричали гости бойко.
«Ale! Ale!» - горланили взахлёб.
Глаза Гордея пеленою тонкой
Заволокло. Испариною лоб

Его покрылся. Литин пошатнулся.
В ушах как будто колокол звенел.
В виски кровь застучала частым пульсом.
Туманным взором всех он оглядел,

И ужаснулся Литин – в каждом госте
Увидел сам себя! Его лицо
То корчило гримасы, то от злости
Выплёвывало грязное словцо.

Вот на плечах сухого азиата
Болтается Гордея голова.
И принц одел его лицо, от  взгляда
Которого сжигается  трава.

И немцы лик примерили Гордея –
В обнимку пляшут двое из ларца.
В бразильском мачо, гуру виноделья,
Гордей узнал свои черты лица.

Теряя и рассудок, и опору,
Он страх и тошноту превозмогал,
Когда вдруг замелькали перед взором
Хвосты, свиные рыла и рога.

К нему тянулись ледяные руки,
Визжали черти, громко гогоча.
Не выдержав иллюзий жутких муки,
Гордей закрыл глаза и закричал.

Хватая жадно воздух ртом, он больно
Сжал голову руками. Весь в поту,
Желая, чтоб кошмар исчез, спокойно
Он принял бессознанья пустоту.