У заброшенной реки
У заброшенной реки
Средь высокого бурьяна
Появились стебельки.
Их могла ещё вначале
Ненароком съесть овца.
Но они росли, крепчали,
Превращаясь в деревца.
Миновала и угроза
Быть костром для горожан.
Первой выросла Берёза.
Уж потом расцвёл Каштан.
Иногда они шептались
С дуновеньем ветерка,
То листвой чуть-чуть касались,
Ветви гладили слегка.
Через пару лет обнялись.
Говорили о любви,
В своей верности поклялись,
И цвели, цвели, цвели!
Жили рядом душа в душу.
Верен был он ей одной.
Вместе выдержали стужу,
Ветер, дождь, палящий зной.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Дрогнули однажды кроны,
И раздался жуткий скрип.
Вверх поднялись все вороны,
Издавая дикий крик.
Так, раскинув свои ветки
В растопыренный капкан,
О берёзовые ветви
Тёр безжалостно Каштан.
Три ствола его толстели
Не по дням, а по часам!
Её стоны прочь летели,
Вторя птичьим голосам.
И заплакала Берёза,
Стало ей невмоготу –
Хуже всякого мороза
Ветви близкого в боку.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Что бы с ними приключилось?
Как терпела б она боль?
Неизвестно. Так случилось,
Что подкрался к ним огонь.
Опалил он куст прибрежный,
Спал немного у реки,
С новой силой, жаром прежним
Взялся жечь их стебельки.
И не плакала Берёза,
А рыдала, гнулся стан.
Нет листвы, иссякли слёзы.
Весь обуглился Каштан.
Спас их жизни дождь внезапный,
Ливнем пал – огонь угас.
Над поляною несчастной
Дыма едкого лишь власть.
Стал Каштан к земле крениться
И чуть было не упал.
Но Берёза чёрной спицей
Поддержала свой Каштан.
Так стоят они доселе
У заброшенной реки,
И хотя не в прежнем теле,
Но пока что – не пеньки...
Свидетельство о публикации №122080204649