Повилика

          Разрыв-травой, травою-повиликой
          Мы прорастем по горькой,
                по великой,

          По нашей кровью политой земле…

                Павел Коган



Говорят, земли гулящей лоно
повиликой скоро обвивает.
Говорят, что в высших эшелонах
гибельных теплушек не бывает,
что всегда в вагонах-ресторанах
балычок и чёрная икорка,
и шеф-повар, искренне стараясь,
нарезает то и это спорко.

Ни к чему железная дорога,
если времена размыли насыпь,
и краплёны козыри в колодах
будто бы друживших прежде наций.
Ни к чему. Ходи светло и просто,
как ходили прежде для примеру,
взяв суму, Евангелие, посох
и слова о будущем на веру.

Что ты видишь? Смрад стрелецкой плахи?
Смелые Петровские заделы?
Прокуроры, гордые вайнахи,
не на всех, кто зол, заводят дело.
Только в день зарплаты просветлённо,
сами в чём-то вроде повилики,
строят эстакады Вавилона
хмурые узбеки и таджики.

У потока борется Израиль
с кем-то, ночью взятым на замету.
Расскажите, ангелы из рая,
что здесь делать русскому поэту?
Он идёт апостолом незваным,
тщетно предлагая сердце-книгу,
по большому русскому развалу,
псевдотектоническому сдвигу.

Он идёт, и сам не понимает,
что за боль тоску к нему применит:
то ли сердце мёртвых поминает,
то ли печень от живых приемлет.
А вокруг — нарядные просторы,
глухо — не дождаться эха крику.
Заплетает век леса и горы
в повилику, милый, в повилику.

Мир, где тень народонаселенья
заменяет плоть и кровь народа,
где глухие чёрные селенья
молча бредят: вот она, свобода!
Край, богатый прежде мастерами,
где теперь — смотри, миляга, в оба! —
не стучат на срубах топорами,
молотком стучат по крышке гроба.

Перепись затеяв по привычке,
устремляясь вдаль по бездорожью,
Чичиков доверит вечной бричке
телеса, изнеженные ложью.
Пусть свивает повиликой лоно,
для него утрата — не утрата:
вот они, сто сорок миллионов
выдуманных страт электората!

Голосуют всюду так, как надо.
Ко всему, что правильно, лояльны.
Не клянут позор полураспада.
Не пытают лампою паяльной.
Лучшие творенья девяностых!
Прочные, прочнее не бывает.
Нежити надёжная короста
русские просторы покрывает.

Ну а вы, что утром за бутылкой,
что в приличном к вечеру подпитьи,
что привыкли с ухарской ухмылкой
к лени, матерщине, мордобитью —
вам народом зваться беспричинно,
в поколеньях истово дробиться,
но едва ли к власти сопричислят
ваши замечательные лица.

Там, где телеса живых упруги,
там, где бастион державной лести —
не видны провинции потуги
выживать, спиваться, куролесить.
Кто-то бодро крикнет: "Гей, славяне!" —
брызнут неба яркие осколки:
там, больное солнце заслоняя,
вдаль несётся литерный московский.