Линия Мажино

       Их дома находились рядом: маленький, приземистый, похожий на партизанскую землянку домик директора школы, выбеленный белой известью под черепичной крышей, и новый, красивый, как говорят в деревне, «круглый дом» - председателя колхоза. Народ на селе веселый и неунывающий, учитывая данное обстоятельство, сложил анекдот: Утро. На порог дома выходит председатель и поет: «Легко на сердце от песни веселой, она скучать не дает никогда!». Одновременно и директор школы проснулся, хочет выйти во двор, ударяется головой о низкую притолоку, из глаз сыплются искры, он наклоняет голову пониже, выходит и запевает свою: «А где мне взять такую песню?!» Анекдот ходил,  люди посмеивались, но его герои оставались, как говорится, «при своих». Шли шестидесятые годы, колхоз богател, было четыре отделения, в каждом свои бригады, техника, лошади, которые запрягались на празднование Русской зимы в тройки, соревнуясь в скорости и красоте каждого выезда. Тут тебе и сани, и брички, и линейки, и бедарки. Каждый выезд соответствовал статусу, времени и назначению выезда. Сельская молодежь, отучившись, возвращалась работать в колхоз. Школа была десятилетней и располагалась в разных корпусах, а их было уже пять.
         Среди учителей были и фронтовики: Федор Моисеевич - вел географию, Николай Иванович учил нас физике, Андрей Александрович вел обществоведение и был завучем, да и сам директор школы, преподававший химию, воевал, попал в плен, бежал, вступил в ряды французского Сопротивления,  переходил Линию Мажино на востоке Франции. Ох уж эта Линия! Для Франции она была мощным укрепсооружением,  а для  нас, школяров -  спасительницей от «неудов»!
       Линия Мажино горячо интересовала  нас, когда надо было отвечать у доски валентность и химические процессы, которые  никак не шли на ум после выходных, проведенных в снежных баталиях на санках и на лыжах. Тут-то просыпался исключительный интерес к подвигам нашего уважаемого Ивана Михайловича! Мы хором просили его рассказать,   как это было там, на знаменитой Линии, а он будто ждал  этого вопроса, готов начать свой пылкий рассказ  и лицо директора преображалось: полные щеки наливались юношеским румянцем, плечи под просторным костюмом выпрямлялись, он даже будто становился выше. Темные волосы учителя еще не были седы, пряди сваливались на высокий лоб в такт его жестам, крупные руки уже не могли лежать спокойно на учительском столе,  для большей убедительности Иван Михайлович приподнимал их и тяжело опускал ладонями вниз, будто припечатывая каждое сказанное слово. В эти минуты он был прекрасен.
   Надо ли говорить, что его рассказ мы уже знали наизусть? Но нельзя сказать, что это было злоупотреблением с нашей стороны. Нет! Это было еще и любование преображением человека: из тучного пожилого дядьки Иван Михайлович превращался в русского былинного богатыря, на него мы смотрели,  раскрыв рты, не упуская ни одного сказанного слова. Это было трепетным приобщением нас, родившихся всего-то через семь лет после войны к подвигу всего нашего народа! Мы понимали, что герои - вот они! Живут так же, как и мы, не лучше и не хуже нас самих и наших родителей, а значит, наши фронтовики - это чуть-чуть и мы, простые и любознательные, озорные и смекалистые крестьянские дети большого села Грушевского, где в каждом огороде вызревали вкусные  фрукты и многочисленные  сорта груш.