Придумайте сами

Наш дядя был совсем хорош и бодр,
Но только очень часто меланхолил.
И, совершенно не ему в укор,
Но был он жизнью этой страшно недоволен.

Он весь в слезах бранил свою страну,
Он угрожал нам, детям, кулаками.
Мы убегали. Он же на бегу
Ремень свой догонять пускал за нами.

Ну а потом совсем он посмурнел,
Стал чёрств и резок, полюбил упадок,
Всех уверял, что это не его удел,
На жизнь ему недостаёт теперь запалу.

Лежал он год, а может три, а может семь,
И до него уже совсем не стало дела,
Как вдруг исчез. Куда-то. Насовсем.
Мы вдруг опомнились, что упустили время.

Его не стало вдруг, но ничего.
Но ничего совсем не изменилось.
Не он нам подставлял своё плечо.
По что же плакать нам, скажи на милость?

И мы забыли, не хотя забыть.
И не страдали, но стремились к жизни.
И это так несправедливо, но, увы,
До нас не достучался дядин призрак.

***

Потом прошло лет десять, и у нас
Уже давно свои работа, дети, планы,
И в детский лагерь "Добродушный спас"
Мы летом всех детей своих отправим.

А там… Такая лепота!
Там дети собирают мёд, плетут корзинки,
Там жизнь такая же, но всё равно не та,
Как здесь среди оков рекламно-зыбких.

Ещё нас там встречают в шалаше
И поят чаем с сушками, из самовара.
А если в лагере вдруг не хватает мест,
То "если вы палатку ставить — вам направо!"

И много-много мшисто-пьяных дней
Опомниться от ягод не давали,
А приползёт дождя какая тень,
То у костра мы достаём свои гитары.

***

Но в этом-то году всё кувырком:
Закрыли лагерь, отпуска накрылись,
И, под предлогом говорить о том о сём,
Немилость в души чёрствая ввалилась.

Мы что-то перессорились, и часть из нас
Решила удалиться в старый дядин домик,
Чтоб не увидел нас ничейный глаз,
И чтобы отдохнуть на выходных хотя бы вволю.

Приехали. А там… Ну и дела…
Второй этаж, сарай и огородик.
И в погребе мужик какой-то. Вот те на!
Неужто тут хозяин новый колобродит?

И вылезает задом наперёд
Весь в краске и опилках. И в одном ботинке.
Мы обомлели, сели. Он: "Ну вот,
Не ожидали? А я жив, курилка!"

И как это случилось, что он жив?
И на участке даже он сарай достроил,
И, кажется, соседям тоже удружил,
Хоть раньше ничего не мог такого вроде…

Мы долго не вставали. Чуть дыша
Его до дыр совсем бы рассмотрели,
Но он нам, к счастью, быстро помешал,
Фигурно просвистев мотив, что в детстве пели.

Опомнились, и, заикаясь, узнаём,
Как так случилось, что исчез из жизни,
И что о нём, его племянники, втроём,
Не знали ни один намёк в помине.

Он объясняет. "Просто в этом вся
Ирония и боль одновременно:
Пока невыносимо тяжела твоя сума,
Ты будешь получать всё больше и вне смены.

И кажется, что ты один такой.
Особенный, никто не понимает,
И что тебе так нужно звучное "постой",
Но чтобы всё равно упрямо ждать трамвая.

Ну а потом я осознал… Вернее, нет.
Не осознал, а просто так, заметил,
Что покосилась крыша и билет
Счастливый из автобуса весь выцвел.

Ну как-то и решил, что я могу
Нарисовать себе опять счастливых цифр.
И крышу бедную дырявую мою
Я тоже наконец-таки услышал."