Опять донецкий лечит врач. Письмо к матери

                «Мам, я в плену, но ты не плачь,
                Заштопали, теперь как новый.
                Меня лечил донецкий врач,
                Уставший, строгий и суровый…»
                (МАРИНА МАЛЮТИНА)

Меня донецкий лечит врач,
Седой, уставший и суровый,
С тех пор, как цепью неудач
В плену я оказался снова.

Как уцелел, сам не пойму.
Должно быть, мама, ты молилась
И потому, лишь потому
Смертельной раны не случилось.

Я очень, очень жить хочу,
Спокойно спать, детишек нянчить,
Но, признаюсь, во сне кричу,
Успокоительные клянчу

У медсестры. И я готов
Взять и напиться просто в стельку,
Чтобы не слышать лживых слов
Треклятой Люси Карамельки,

Что мы герои, что должны
Подохнуть, радостно при этом,
За процветание страны,
Европы, НАТО, всей планеты.

Его б на передок сюда
Хоть на денёк, хоть на мгновенье,
Исчезло б разом без следа
Его кровавое веселье.

Сейчас смотрю со стороны
И понимаю: даже странно,
Как много их – врагов страны –
Звездится с голубых экранов.

А я опять в плену. Я сам
До русских выполз с Азовстали,
Где было очень страшно, мам,
В самом аду страшней едва ли.

Опять в больнице. Снова той,
Что здесь под номером 15,
И наслаждаюсь чистотой.
Ещё. Ты будешь, мам, смеяться,

Но я считаю - верх удач,
Что та же самая палата
И даже тот же самый врач,
Что и в пятнадцатом когда-то.

Ты знаешь, он меня узнал
Сурово очень сдвинул брови:
- Так значит,  снова воевал?
И сколько ж пролил русской крови?

А что ему я мог сказать
В той ситуации позорной,
Ведь даже ты, родная мать,
Меня на фронт гнала упорно,

Чтоб заработал денег я
Неважно как, важней -  побольше,
Чтобы не ездила семья
Уже на заработки в Польшу.

Я вновь заштопан. Не беда.
Ты не горюй, моя родная,
Уверен в том, что либерда
Нас, как и прежде, обменяет.

Хотя я вовсе не хочу
Опять на фронт, где смерть и драмы.
Мне показали - палачу -
Детей...
       Детей 300-сотых, мама.

Один без ног, другой в бинтах,
Как в коконе, а третий
И вовсе вызывает страх
От рук, свисающих как плети.

Сказали, это наш снаряд
Влетел в детсад прямой наводкой.
Тот полный боли детский взгляд
Не заглушить ни сном, ни водкой,

Не позабыть, не отмолить,
Сверлит в мозгу, морозит кожу.
Иисусу душу бы излить,
Теперь мне только Он поможет.

В Донецке ж всё, поверь, не так,
Как арестовичи вещают.
Пусть даже все меня простят,
Себя, бойца, я не прощаю.