Имманентная чертовина. Литературная шутка

А в гробу не так уж и плохо. Жаль, что только через сорок  дней позволено душе усопшего последний раз взглянуть на своё земное могильное пристанище. Можно себе представить, какую физиономию они намалевали на моём памятнике. Чичиков, перевернулся ещё раз в гробу, чтобы найти удобное положение для размышлений или воспоминаний. Он даже, кажется, улыбнулся, когда почему-то вспомнил свою холостяцкую, но красивую рессорную бричку, на которой обычно разъезжали помещики и чиновники средней руки самодержавия. Именно на такой бричке и везли его гроб, по его последнему желанию, в последний путь к своим мёртвым душам. Ах, что за жизнь, сплошная чертовщина!,- ухмыльнулся в гробу Чичиков, вспоминая, как пугал чертом набожную Коробочку. Эту, в общем-то, невинную плоть из русского провинциального теста.

Вдруг в гроб кто-то постучал. Стук был тихий, даже деликатный, но все кости Чичикова мгновенно похолодели.  Неужели это Собакевича черти так попутали, что тот  решил его  так жестоко напугать даже после жизни? Чичиков машинально приготовился к смерти, но тут же вспомнил, что он уже мёртв без малого как семь дней.  Дрожащей рукой  приоткрыл крышку гроба, которая к его удивлению приоткрылась,  несмотря на то  что  была крепко приколочена большими крепёжными гвоздями. И  перед ним стоял маленький по высоте силуэт, размытый, как акварель после дождя. Но общие детали всё же можно было разглядеть: маленький ростом старичок, в белом паричке и в прусском тесном мундирчике, который очень уродовал его тщедушное тельце.

-Гер Чычыкоф, Павэль Ифанофычъ?- спросил силуэт с невыносимым немецким акцентом. Чичиков хотел ещё раз перевернуться в гробу, надеясь,  что призрак благополучно испарится. Но не тут-то было, в самом прямом кантовском смысле. Павель Ифанофычъ почувствовал мережсковскую дурноту, которую может испытывать лишь вещь сама в себе,  замученная  даже не предикатами, а предикаментами всяких экзистенциалов различных мастей, этих бесов: хайдегеров, фуко, гегелей и кантианцев. Призрак в мундирчике неуловимо исказил лицо в гомерической ухмылке и произнёс загробным голосом: Я, Имануил Кант! И это имя он произнёс на чистом русском языке! Моя обязанность, — продолжал этот Кант, приглашать на завтрак мёртвые души. Чичиков со страхом и разочарованием подумал: Вот оно, началось! В предбаннике ада вместо обеда предлагают для начала завтрак! И какой кофе будет заваривать сам мёртвый Кант?! А если это будет кровь, то наверняка по-турецки. Это они с виду пытаются выглядеть по-европейски культурными и холёными. И здесь вам пардон, гильотина, и здесь вам мерси, сожжение на костре. А на самом деле, они истинные турки во Христе, прости меня,  Господи! И Чичиков улыбнулся своим несовременным рассуждениям. Вдруг раздался потусторонний голос с картавинкой: Так-с, один гроб вперёд товарищи, два назад. Ба, да это же могильщик Европы, как его, этого чёрта,  Ульянов-Ленин, подумал уже не Чичиков, а читатель!

 Гоголь, проснитесь наконец-то!, раздался резкий выкрик учителя по закону божия. Это, где вас черти носят, не унимался строгий преподаватель, обращаясь к обалдевшему от растерянности Мыколе.

-Я, я,- заикаясь от всего этого кабака, пролепетал Гоголь,- был на завтраке у Канта.  В классе наступила громовая тишина.
И что он вам поведал,- ядовито съехидничал учитель богословия. Гоголь перекрестился и тихо произнёс:
Кант сказал, что он повелитель мёртвых мыслей, а мне предстоит узнать, что такое мёртвые души, не к чертям будет сказано.