Макарыч

Он двигался по длинному темному коридору со множеством дверей по обе стороны. Прищуривался, чтобы случайно не задеть смутные фигуры, возникающие вдруг из темноты. 
Силуэты молча подплывали каждый к своей двери, дожидались, когда загорится зеленая лампочка и бесшумно проскальзывали внутрь. 
 
На этот ярус он попал впервые. Было страшно, тревожно и очень волнительно.
Его первого из всего курса сюда направили, причем без объяснения причин.
 
Просто выдернули с занятия по эмпатии и сказали только: "Быстро дуй на сотый ярус. Тебя Макарыч ждет".
 
Здесь не было слышно ни разговоров, ни смеха, ни даже шепота. Но он-таки отважился и спросил у первого встречного: "Подскажите, пожалуйста, а Макарыча как найти?"
 
На него посмотрели удивленно, испуганно-быстро махнув рукой вглубь коридора, и прошелестели в ответ: "Туда... В самый конец". И почему-то провожали долгими взглядами и теперь уже что-то шептали про себя.
 
Наконец коридор закончился и он увидел обшарпанную, облезлую металлическую почему-то без ручки дверь и прислоненную к ней спиной сидящую на полу фигуру.
 
Перевел дыхание и посмотрел на лампочку. Красная. Значит, входить нельзя. 
 
- Здравствуйте, скажите, пожалуйста, - полушепотом спросил он, - меня к Макарычу послали. Он здесь?
- Привет. Конечно здесь. Где же ему еще быть? - уставшим голосом ответил собеседник.
- И вы тоже сюда? Значит я за вами буду.
- Значит за нами... Ты первый раз что ль?
- Да. А вы?
- А я уж не помню какой, - усмехнулся собеседник.
- Тогда вы, наверное, всех тут знаете? А Макарыч - это кто? И почему мы с вами... тут? Разве двоих сразу отправляют? Обычно по одному и автоматом, а тут...
- Постой, парень, ты на каких ярусах-то бывал уже?
- Ну, я выше 50 пока не поднимался.
- Понятно. Значит камни, траву, насекомых, рыб и птиц только прошел?
- Да. Вот три дня как обратно вернулся. Голубем был. Только съели меня как-то неожиданно. Хотя, по правде сказать, меня каждый раз съедали так-то, - ответил с грустной усмешкой.
- Да ладно?! И вот сейчас прям-таки сразу сюда? Так не бывает!
Потом замолчал, вздохнул и продолжил с сомнением:
- Хотя, это ж Макарыч. Всякое может быть. Когда-то...
 
Но собеседник не успел договорить: моргнула зеленая лампочка, дверь со скрипом отворилась, и сидящий буквально ввалился внутрь.
- Первуша, ты чего? - раздался бодрый голос.
- Макарыч, блин, - кряхтя и потирая ушибленное место ответил Первуша, - ты бы хоть предупреждал что ли перед тем, как дверь открывать. 
- Ну, конечно! Предупреждать! Хех! Может тебе еще и всю легенду сразу выложить?
Сидящий в кресле-качалке Макарыч был маленьким, кругленьким, бородатым, но при этом лысым и, судя по морщинкам возле пронзительных глаз, очень смешливым.
 
Он сидел боком к столу, на котором стоял электрический чайник, большущая кружка с чем-то горячим, две пустые чашки и куча вазочек и блюдечек с плюшками, баранками, конфетами, халвой и вареньем.
 
 
За спиной Макарыча висела обычная занавеска, из-за которой пробивался свет и слышались какие-то отдаленные звуки.
На стене справа висел огромный монитор, на котором одновременно менялись тысячи картинок.
 
Перед столом стоял один стул. И все. Больше ничего в помещении не было.
 
- Ладно, Первуша, не бухти. Чай оно не в первый раз. Ты пока там подожди. Мне с новичком поговорить нужно. А я тебе пока чайку сделаю. Тебе какой? У меня как раз есть чудный успокоительный сбор с Тибета.
- Да ну тебя, с чайком твоим. Я так понимаю, что ты пять замутил что-то? Так тут лучше коньячку, чтоб не так шибануло.
- Да щас! Разбежался. Хорошего коньяку нынче днем с огнем не сыскать. Иди-иди, говорю. Некогда мне тут с тобой политесы разводить. Работать надо. Время подступает. Давай сюда мальца!
Тот, кого звали Первушей, вышел за дверь, малыш проскользнул в дверь и остановился не дыша.
- Ну, чего стоишь, приземляйся, дружочек, - кивнув на стул, Макарыч потянулся за чайником. - Сейчас мы с тобой чайку по-быстрому сварганим.
 
Макарыч быстро заглянул за занавеску, что-то пробормотал и улыбаясь уставился на мальца.
- Страшно?
Малыш посмотрел испуганными глазами и тихо кивнул.
- Не бойся. 
- Как же? Я уже понял, что вы меня... в человека хотите... А я же еще... только до рыб...
- Так вот поэтому и выбрал я тебя. Чистый ты пока. Ни разу никого не обидел, не сопротивлялся, потому и съеден был каждый раз. Не знаешь ты, что такое злость, месть, ненависть и обида. Это-то как раз мне сейчас и нужно.
- Но нам рассказывали, что без всех этих качеств о  человеке и думать нечего. Нужно хищником походить, в клетке пожить, змеей ядовитой, там, поползать. А я так-то из хищников только комаром и был. Только укусить никого не успел... По стенке размазали.
 
Неожиданно за занавеской звуки стали громче. Кричала и мычала женщина и несколько голосов командовали и шепотом спорили.
 
- Так, парень, некогда мне тебя увещевать. И чай как-нибудь в другой раз. Макарыч сказал, значит надо! Давай-ка, быстренько возьми в руки по конфете - по дороге слопаешь, если успеешь, - и подойди к дедушке.
 
Малец схватил в каждую руку по конфете и встал перед креслом. 
Макарыч скомандовал: "Спиной ко мне!" - закрыл руками глаза малышу и толкнул его за занавеску...
 
В комнате стало тихо, только свистел чайник, а за шторой стало совсем громко, но старик задернул ее поплотнее и сел пыхтя обратно, бормоча:
- Да, давненько я этим не занимался. С автопилотами как-то попроще, не надо париться. Все-таки этот махровый еврей Веля втюхал их мне тогда, а я повелся. Нет, надо брать снова все в свои руки. Расслабился я что-то. Ладно.
 
Дверь открылась и в комнату вошел Первуша.
- Ну, что, Макарыч, справился?
- Конечно, - улыбнулся дед, - ты что ж, сомневался? Проходи, чаек как раз заваривается.
- Да нет. Забыл я уж, как оно - от твоих рук прямиком туда.
- Ну, так, тот первый раз и у меня был первым. Накосячил я тогда знатно. Молодой был, неопытный. Думал, что если вас да в рай, да на все готовое, то и горя знать не буду. А оно вон как обернулось.
- Да ладно. Мы тоже виноваты были. Да и отрабатываем до сих пор. Чего уж. 
- Ладно, Первуша, чай-чаем, прошлое в прошлом, а дело у меня к тебе важное.
- Понял я уже. Давай, выкладывай, старый, куда меня на этот раз. Я так понял, ты не просто так нас с мальцом-то носами столкнул. Рассказывай.
- Вот пользуешься ты моей добротой к тебе, - рассмеялся Макарыч.
- Ага! Добрый нашелся! Свел нас с Евой один раз, занозил душу и развел навсегда. Сколько раз после этого на Землю ходил, так ни разу даже близко такой не встречал, - грустно вздохнул Первуша.
- Ладно, не вздыхай. Ты и так неплохо справлялся. За то и назначаю тебя на этот раз в ангелы-хранители. И это...
 
Но тут внезапно занавеска отлетела и Макарыч, едва не поперхнувшись чаем, с удивлением и опаской обернулся.
- Я это... Боюсь я... Не могу... Страшно... Орут они там все... Руками хватаются… Можно я лучше лягушкой, паучком, там, или хоть ужиком болотным?.. - испуганно тараща глаза и задыхаясь шептал малыш.
- Да ты что, парень? Сдурел?! - загрохотали внезапно в два голоса Макарыч с Первушей. 
Макарыч кинулся к занавеске, выглянул, схватил мальца за плечи, встряхнул и очень спокойно и быстро проговорил:
- Пути назад нет. Не в этот раз. Ты ТАМ очень нужен. Твоя мама очень долго тебя ждала. Она самая лучшая на свете. Запомни! Я понимаю, что тебе будет больно, очень больно, но ты справишься. Слышишь?! Там хорошие врачи. Они помогут. Пулей обратно и не вздумай больше так делать! Конфету быстро в рот! Глаза закрой! - и выпихнул малыша обратно.
 
Макарыч с тревогой смотрел за занавеску минуты две, шепча при этом: "Трудно тебе будет, парень, ох, трудно. Но так надо. Ты справишься... И ты держись, девочка, держись. Он будет жить. Иначе все зря. А я так не работаю".
 
Когда раздался крик младенца, Макарыч выдохнул, улыбнулся и сел обратно в кресло.
Первуша, все это время молча наблюдавший за происходящим, оторопело схватил чашку с чаем, отхлебнул кипятка и чертыхнувшись поставил обратно.
- Ну, ты это, не поминай мне тут Велю! Не хватало еще! Услышит и приметелит. Хотя, не сегодня. Занят он, - сначала сурово, потом более мягко проговорил Макарыч.
- КУДА ты меня отправить хочешь? К пацану? Вот к этому вот? Который только что... - тут вдруг Первуша задумался и вкрадчиво спросил:
- Постой... А кем же это я пойду? Раз он сейчас родился, значит, я ни папа ни дядя, ни дедушка ни бабушка и даже не старший брат и не добрый фей. А кто?!
 
Макарыч усмехнулся, взял пряник, обмакнул в варенье и закинул в рот. Медленно и тепло начал:
- Первушенька, родной, ты ж у нас самый бывалый из всех. Первенец мой, так сказать. Тебе трудности уже более пяти тыщ лет как не страшны. Ты же все можешь. Во всех ипостасях перебывал, все пережил. На тебя вся надежда... Но кем пойдешь - не скажу. Просто делай свое дело. Береги и охраняй. Только смотри, Веля и Лилит там. Рядом. В глаза смотри каждому. Помни, что у них черти в зрачках отражаются. Таких близко не подпускай.
Я тут Веле за его втюханные автоматы по отправке душ свинью подложил, дезу, так сказать, подкинул. Так что он самым первым тебе встретится. Но в этот раз он о другом думает. Так что смотри внимательно, но не бойся. Я помогу, если что.
- Ладно, Макарыч, - вздохнул Первуша, - была не была. Из твоих рук хоть...
Только это, как я его найду-то? 
 
Макарыч хитро улыбнулся, отхлебнул чаю и прищурившись ответил:
- Так не надо никого искать... Она сама тебя найдет...
- В смысле - "она"? Ты ж сказал, что пацан?
- Подопечный-то? Да, пацан. А вот найдет тебя... ОНА!
- Да кто? - с замиранием сердца и робкой надеждой спросил Первуша.
- Да... Ева твоя, - медленно ответил Макарыч. - Мать она его... На этот раз не удержался я. Помню, как ты каждый раз просил встречу, ну и вот...
 
- Ты ж, мой родной! Вот удружил! - Глаза Первуши засияли, он подскочил к Макарычу, обхватил голову руками и смачно чмокнул в лысину.
 
- Да что ты, в самом деле?! - делано возмутился Макарыч. - Ополоумел? Я вообще не уверен, что это правильно, а он радуется как дурак! - хотя сам засиял как начищенный пятак.
- Ну, что? Я пошел? - радостно сросил Первуша. - Конфетку-то дашь, на дорожку?
- Ишь какой? То коньяку ему, то конфетку, - пробурчал Макарчы. - На всех не напасешься. 
Мне нужнее. Переживаю я тут. За всех за вас. А сласти как раз хорошо против стрессу помогают. Иди-иди, родной. Ждут тебя уже. 
 
*
На следующее утро в родильном зале уборщица, наводя порядок после тяжелых ночных родов, нашла под креслом конфету и фантик, которые автоматически, не задумываясь, сунула  в карман.
- Да, повезло мальчугану и мамашке его. Сердечко-то остановилось, да доктора-то постарались, запустили. А глазки он только потом открыл и кулачки разжал. Испуганный такой...
 
*
Через три недели, сидя на своем любимом месте возле озерца под молодой яблонькой, мама посапывающего в коляске малыша услышала слабый писк из камышей. 
Пришлось зайти в воду по колено, чтобы обнаружить скулящего: маленького, мокрого, еле держащегося на коряге, дрожащего и грязного, но живого щенка. Стального цвета с белой правой лапкой.
 
Она не знала, что его два дня назад здесь бросил хозяин большого питомника кане-корсо, с "чертями в глазах", как про него говорили люди. Просто потому, что у щенка была белая лапка, а это для него было "грязью" в череде его чистокровных древнего рода молоссах, которых он разводил вот уже сколько лет и никогда не оставлял выбивающихся хоть чем-то из породы.
 
- Ну, малыш, посмотри-ка на меня, - тихо сказала женщина, осторожно беря в руки щенка. И когда взглянула в его невероятные голубые глаза, то... сразу же пропала. Щенок робко лизнул ее в руку и перестал дрожать. Не только потому, что от нее пахло молоком. Он как будто ее узнал.
- Ну, здравствуй, родной. Пойдем, я познакомлю тебя кое с кем. 
 
*
Никто из них пока не знал, что мальчик родился слепым. Что ему предстоит очень непростая жизнь. Что его мама не увидит, как он окончит школу, но научит его главному - любить.
Как он упорно будет учиться слушать и слышать. Как он по крупицам будет собирать вокруг себя добрых и мудрых людей. Они будут к нему сами тянуться. Как он вырастет. Как он никогда и ни с кем не поссорится и не обидится. Как он подсознательно будет помнить, что зло порождает только зло. Что его могут сожрать в любой момент, но он этого не боится.
Как он начнет писать книги. Как однажды именно он найдет те слова, которые услышит весь мир, задумается и захочет измениться.
И как рядом с ним всегда будет верный друг - стальной кане-корсо с белой лапой, бережно охраняющий своего хозяина. Никто не заметит, что пес живет слишком долго для обычных собак.
 
Никто, кроме Макарыча, который посмеиваясь в бороду и попивая чай с вареньем будет надеяться и верить в то, что раз этот мир, что он когда-то создал, не изменить оружием, деньгами, богатством, технологиями и знаниями, то значит нужно попытаться открыть глаза на тепло, добро, веру, надежду, любовь и красоту.
 
Понаблюдав за Первушей и его подопечным лет 20 Макарыч решил, что он на верном пути, что полным набором чувств и свободой люди распорядились неправильно, не так, как он задумывал. Значит, придется чем-то пожертвовать. Кто-то теперь не будет слышать, кто-то видеть, а кто-то говорить. И вдобавок он сделает их зависимыми друг от друга. Но у каждого будет свой персональный, живой и настоящий ангел-хранитель. Может быть, они научатся ценить то, что у них есть, если будут сопереживать друг другу?
 
Ну, не верил Макарыч в то, что все уже потеряно. Не верил...
 
- Кажись, работает, - усмехнулся дед. Потом вздохнул и продолжил:
- Ну не умеете вы жить нормально, когда у вас все есть. Значит теперь будет по-другому... 
 
- Кто там следующий? Заходи!
 
В коридоре у двери Макарыча начиналась длинная очередь, и каждый ждал, когда же загорится его зеленая лампочка, и гадал – кто достанется ему  в пару?