Человек, у которого есть

НАБЛЮДАТЕЛЬ ПОЛЁТОВ.
Часть III

ЧЕЛОВЕК, У КОТОРОГО ЕСТЬ

не предназначено для лиц, не достигших совершеннолетия
наркотики - зло
слово “наркоутопия” используется, как описание системы непубличных горизонтальных связей через общие знания и интересы - см. первую главу цикла



***
Наркоман, у которого я жил, сбежав из дома в девятом классе, играл на гитаре. И наш дилер играл на гитаре. Наркоман играл классический русский рок эпохи Ленинградского рок-клуба. Дилер - песни собственного сочинения. Песни про Вавилон. Восемнадцать лет спустя, я всё ещё напеваю их наизусть, проходя по тем же убитым райончикам, натыкаясь на обдолбанных малолеток.

Наркоман играл на гитаре. Дилер играл на гитаре. Я поначалу думал, что хочу научиться. Я видел, какими глазами смотрели на них девочки, которых мы встречали ночами на этих улицах. Подкуренные, с двумя гитарами на троих.

Я думал, что надо научиться играть, чтобы так же смотрели на меня. У дилера было всё: инструмент, заедающие навсегда тексты страдальческих песен, немного настроения, которым он угощал меня, моего друга и случайных школьниц под исписанными тагами мостами.

Человек, у которого есть. Особый статус в наркоутопии. Карта города подсвечена маленькими точками. Точками притяжения. Здесь живут люди, у которых есть. Это организует пространство и маршруты. Человек, у которого есть -  притяжения взглядов. Взглядов и чего-то такого, что в изменённом состоянии ощущается, как влюблённость. Кажется большой влюблённостью.

Каждый раз, когда я накуривался, я терял способность говорить. Мысль как будто была - вот здесь - на кисти руки, которую я протягивал к собеседнику в жесте “ну ты же понимаешь, да”. Но ни одного слова я произнести не мог. Они просто ускользали. Слова между пальцев. Как у него получалось сочинять песни?

Теперь уже навсегда - чистый и трезвый, восемнадцать лет спустя, я также выпадаю из языка, когда прохожу через боль под присмотром проводника. Я так же лежу после всего случившегося на полу и протягиваю руку, чтобы что-то сказать. Но вместо слов - смеюсь и плачу. Зарываюсь головой в его или её колени, хочу провести остаток жизни в этих, обнимающих меня руках, под успокаивающий шёпот.

На гитаре играть я так и не научился. Я не хотел играть. Я хотел стать человеком, у которого есть. Хотел, чтобы на меня смотрели влюблённо.

Это не стоит того, чтобы тратить своё время и становиться гитаристом. Я не хотел музыку. Я даже не хотел употреблять.


***

Четверг, 21 июля 2022года. Открытие нового БДСМ-пространства. Под арку, в завешенном строительными сетками доме, в гулких дворах Петербурга.  Большой квартирник для своих.

С тех пор, как дом и семья ушли от меня, я ходил по таким местам, как художник, сидел по тёмным углам, сверкал глазами. На мастера - на кисть - снова на мастера. Молча и внимательно. Схватывая движение на лист.

Теперь со мной другой блокнот. Маленький чёрный блокнот. Я снова сверкаю глазами из угла. Но теперь, едва заканчивается сессия мастера и модели, едва все выдохнут и придут в себя, я тихонько подсаживаюсь рядом. Охотник за головами.

Привет. Мне тут нашептали, ты только-только переехал в наш город. Моему работодателю очень нравится, как ты связываешь и как ведёшь свой канал. Мы хотим помочь тебе. Мы хотим продвигать тебя. Тебе интересно?

Ходить по залам, собирать в беседах информацию по каждому, в ком увидишь перспективу, подходить с правильными словами, уже догадываясь, что можешь предложить конкретно ему, конкретно ей.

Ближе к полуночи все  голые. Сейчас, видимо, начнётся оргия. Я ухожу. Моя работа сделана.

Каждый из мастеров здесь - человек, у которого есть. Я вижу, как модели уходят под их руками в свой космос. Я смотрю, сгорая от восхищения и зависти. Я скольжу взглядом по ним, я читаю каждый их взмах руки. Читатель. Наблюдатель полёта. Я расспрашиваю про каждого и каждую из них по углам.

Что ты мне расскажешь про того мальчика? Вяжет больно. На любителя. Но, те, кому нужно именно это, очень хорошо отзываются. Сколько лет? Понял, записал. Нет, пока не подойду. Ещё понаблюдаю.

Я никогда не научусь этим приёмам. Не стану учиться. Я не хочу связывать людей, не мечтаю бить их плетью, протыкать иглами или резать скальпелем. Сами собой эти навыки не нужны мне. И в то же время, я понимаю, что никогда не смогу дать ни одному человеку такого, так похожего на влюблённость, так похожего на приход, состояния. Никто не придёт ко мне с тем благоговением, с которым приходят к тем, у кого есть. Зависть.

Здесь я начинаю понимать тех панически напуганных людей старого покроя и веры, что пытаются запретить разврат. Только юная девственница в хиджабе может искренне поверить, что я смог бы дать ей что-то такое, чего не даст ни один другой человек на земле. Тянуться всем телом к каждому взмаху руки. Я мог бы искать знакомств в других мирах. Но там мне скучно. Там я не могу читать их мысли вслух без ехидной усмешки.


***
Нет, всё же есть в моём арсенале парочка практик. Простеньких. Как научиться более-менее в ритм играть на варгане. Медитативное звучание под запах восточных трав. Почти не рискованные, не требующие долгой постановки руки и знания анатомии и первой помощи. Только большая насмотренность и звериная эмпатия. Несколько приёмов и путей вести.

Я почти никому не рассказываю, кроме самых близких. И уж точно не стану приходить со своим варганом на большой концерт ударных и верёвочных виртуозов. Но кое что я понял, прикоснувшись по ту сторону.

Я хочу, чтобы ты провёл меня, приезжай. Соглашаюсь. Для неё - да. Для неё я готов побыть тем самым человеком, у которого есть. Она опытна в трансгрессивных практиках тела. Что бы ни случилось сейчас внутри этого путешествия, я знаю, что она никогда не спутает это с влюблённостью. Её били, вязали, протыкали и подвешивали на крюках лучшие из лучших. Это всего лишь форма общения на сегодняшний вечер. До потери возможности говорить. До мурчания на коленях, когда всё закончится. На один вечер для одного человека я могу стать человеком, у которого есть.

Всё усложняется тем, что кажется, я влюблён. Никогда не отзывающийся  на внешность, не обращающий внимания на летних, красивых и юных незнакомых на улицах города, я падаю в это не менее пугающе и неожиданно, чем для те, кто умеет влюбляться со взгляда.

Пять утра. Вы всю ночь болтали о своём. Жорж Батай, трансгрессивный опыт, растрата себя - освобождающая, без остатка и желания получить что-то взамен, паракинематограф и летопись российского сексуального просвещения конца десятых. И вот тут обнаруживаешь себя схваченным за жабры. Просто говори со мной.

Вдвойне сложно теперь, когда она позвала, провести её этим маршрутом боли.

Я понимаю, с каким страшным искушением внутри придётся бороться. Хотя бы поцеловать. Вот она - вся ушедшая в то состояние, которое можно описать только в словах, придуманных литературой для описания любви. Вся, всем телом - к тебе. Ровно потому, что доверяет. Знает, что поцелуя не будет. Ничего не будет.

Это не оправдание тех, о ком по углам ходят потом дурные сплетни, как о насильниках. Признание в безмерном уважении к тем, о ком таких историй не рассказывают. О тех, кто не пользуется властью более, чем было доверено в начале. Не меняющих правила посреди потока.

24 июля. День БДСМ. Собираюсь на очередное большое мероприятие. Открытие фотовыставки со сценами трансгрессивного садо-мазо. Я должен там быть. Это работа. Любимая работа.

Собираюсь. Маленький чёрный блокнот. Охотник за головами. Человек, у которого нет.