Комиссар и гимназист
Ещё более невнятная ситуация с наследием кинематографическим. Можно сколько угодно запрещать «Триумф воли», как «пропаганду фашизма», хотя фильм был отмечен Золотой медалью Парижской выставки 1936 г., когда об ужасах национал-социализма мало кто помышлял, а тем более во Франции. С точки зрения кинематографической работы, - оператор, монтаж, музыка и т.д. – «Триумф воли» признанное явление в истории мирового кинематографа. Как источник свидетельства эпохи начала 30 –х гг, подобное кино бесценно. Просвещённая публика знает, что многие литераторы, пользуются широко известным приёмом, когда устами заведомо отрицательных персонажей, озвучивают идеи и положения, в современном контексте признанные, если не экстремистскими, то ретроградными, или в лучшем случае дискуссионными.
Автора пьесы, по сей день идущей на сценах театров страны, сегодня почти не вспоминают. Фраза из этого спектакля, а позднее фильма «Кто ещё хочет попробовать комиссарского тела?», стала крылатой, ушла в народ, в массовую культуру, хотя в происходящем сейчас разрыве времён, поколение 20 + эту фразу, вероятно уже не знает. Для своего времени, она была столь же часто повторяема на территории СССР, как на условном Западе фраза из фильма «Терминатор», произносимая Арнольдом Шварценеггером: «Я ещё вернусь». Название пьесы «Оптимистическая трагедия» Иосиф Бродский в разговоре с Евгением Рейном приводил как пример, удачнейшего оксюморона и эффектного названия произведения дающего половину успеха.
Если быть исторически точным, название пьесы автору подсказал его друг, режиссёр Камерного театра Александр Таиров. И автор, Всеволод Вишневский сразу же согласился. Существует и вторая версия, по которой Алиса Коонен, жена Таирова придумала название, после чтения пьесы. Она и была первой исполнительницей роли Комиссара. Пьеса явно впечатлила Таирова, как и фильм, снятый Дзиганом по сценарию Вишневского «Мы из Кронштадта» был высоко оценен С.М. Эзенштейном. Личность Вишневского, его биография и творчество, давно стали достоянием истории при всём неоднозначном к нему отношении потомков. В 1980 г. к восьмидесятилетию, в серии ЖЗЛ выходит книга Виктора Хелемендика «Всеволод Вишневский». Жанр монографии на стыке с беллетристикой, свойственный этой серии, с многочисленными фотографиями Вишневского разных лет. Специалисты по Вишневскому, если они существуют, по определению знают всё, хотя даже во внешней канве его биографии есть несколько интересных аспектов, позволяющих если не интерпретировать биографию официального драматурга Гражданской войны, то обозначить некие акценты. Просмотрим на неё бегло.
Как и биографии многих петербургских мальчиков рубежа ХХ-ХIХ веков, она напоминает авантюрную повесть с самыми невероятными приключениями. Справедливо было бы говорить о мальчиках из приморских городов империи. Вспомним Бориса Лавренёва, в юном возрасте сбежавшего на торговом пароходе из дома. Всеволод Витальевич Вишневский, родился в 1900 г. в Санкт-Петербурге, 8 декабря по старому стилю. Хотя московский искусствовед Константин Львов, подозревает, что он изменил дату, а точнее год своего рождения. Вопрос в убавлении или увеличении возраста. Допустим это был 1899. Новый грегорианский календарь переведёт день рождения Всеволода на 21 декабря. Для человека, чья большая часть жизни пройдёт в СССР, отмечать день рождения 21 декабря, было вероятно в двойне примечательно, во всяком случае, до известного доклада Хрущёва. Отец, потомственный дворянин, отдаёт старшего сына в Первую мужскую гимназию. Позже семья распадётся, и мать с младшими братьями Борисом и Георгием будет жить отдельно. Первая гимназия привилегированное учебное заведение, пожалуй, лучшее из подобных в Петербурге. Где, если верить источником обучение стоило 1500 рублей в год, а гимназисты помимо классических дисциплин, изучали английский язык и фехтование. Одним из преподавателей в Первой гимназии, был В.Г. Янчевецкий, оказавший на Всеволода колоссальное влияние, впоследствии Янчевский автор романов «Чингизхан», «Батый», «К последнему морю» – советский писатель В.Ян.
Вероятнее всего, у маленького Всеволода было благополучное детство дворянского мальчика, чьи родители, хотя не имели больших денег, но не и сводили концы с концами. То, что позже будет называться – средним классом. Семья какое-то время жила на Невском проспекте в доме 90/92. И увлечения Всеволода были, как и у многих мальчиков его круга – чтение Киплинга и Буссенара, подвижные игры: футбол, борьба, катание на роликовых коньках (самый модный спорт дворянской молодёжи тех лет), поголовное увлечение детским милитаризмом и дань скаутскому движению. К тому же, его дядя Василий Петрович Вишневский. Служил в Егерском полку. Обычные увлечения подростков, в духе эпохи Европы тех лет, изнемогающей под «бременем белого человека» на резвом ветру империализма. Известно, что мальчик Игорь Лотарев, будущий эго-футурист, король поэтов Игорь Северянин, нежный и единственный обещавший повести на Берлин, вспоминал, что собирал фотографические карточки кораблей русского флота, и вся стена в его комнате была завешана ими. Кстати, своё первое серьёзное стихотворение, Лотарев посвятит памяти крейсера «Рюрик», погибшего в русско-японскую войну. Самый читаемый русский поэт-воин ХХ столетия, задавший поведенческий тон для многих поколений, разумеется, Николай Гумилёв. И не будет ошибкой сказать, что в то время когда поэзия была воздухом молодых, просвещённых горожан, Вишневский с его великолепной памятью заучивал стихи Гумилёва, и не только его. В «Оптимистической трагедии» впервые поставленной в 1933 году, Комиссар вспоминает стихотворение Гумилёва «Капитаны». Зная о судьбе Гумилёва, расстрелянного ВЧК в августе 1921, сцена сильная и для людей знающих и понимающих - знаковая. А такие люди в тридцатые годы, даже после классового геноцида Гражданской войны в стране ещё были. От увлечения Гумилёвым и Киплингом вероятно и следует прочертить линии жизни Вишневского, вставшего на сторону самого убийственного идеологического наркотика «левой идеи социальной справедливости». Впрочем по Гумилёву Вишневский пройдётся в манере советского тяжёлого танка. А Пастернаку пожелает стать "советским поэтом", и будет послан Борисом Леонидовичем "на ***" - буквально. При более пристальном рассмотрении, какие политические взгляды исповедовал Вишневский, остаётся не самой трудной загадкой. Это полная и безоговорочная поддержка партии большевиков, но некий различимый осадок от влияния анархизма остаётся. Можно предположить, что он читал Петра Кропоткина, был знаком с идеями Бакунина, и по многим приметам, слишком хорошо знал настроения в матросских анархистских частях. Но, вступает в ВКП(б) в 1918 г. И если верить официальной биографии, был правоверным коммунистом осудившим Кронштадтское восстание. С Кронштадтским восстанием Вишневского связывает, грандиозная по воспоминаниям современников постановка под открытым небом, осуществлённая Вишневским в Новороссийске в 1921 г. «Суд над кронштадтскими мятежниками». Текст постановки, написанный Вишневским, не сохранился, но утверждают, что она шла восемь часов. В свои двадцать лет, Вишневский, действительно храбро отвоевавший Гражданскую, пулемётчиком на волжском вооружённом, колёсном пароходе «Ваня-коммунист», на бронепоездах Первой Конной армии Будённого и в отрядах Ивана Папанина, заложил, по сути, блестящий фундамент будущей административной карьеры, и чистой анкеты, несмотря на происхождение. К теме участие Вишневского в Гражданской войне, ещё вернёмся, а его первая война это война Мировая, она же Империалистическая, как о ней будут писать в советских учебниках. В 1914 г. вероятнее всего для четырнадцатилетнего Всеволода, как и для многих в начале, она была Второй Отечественной. Какие бы мотивы, - патриотизм, жажда приключений или перегрев пассионарности, или всего понемногу не владели Вишневским, он бежит на фронт, приписав себе два года, и оказывается в разведке Петроградского полка. Воюет храбро – Георгиевский солдатский крест, две Георгиевские медали и в дальнейшем полное неприятие режима. Но на какой платформе, как говорили в ту пору на многочисленных митингах не ясно. Почему то, кажется, что Вишневский примыкал к одному их анархистских течений, хотя если его взгляды были лево эс-эровскими, мы ничуть не удивимся. Октябрьский переворот, а именно так Вишневский обозначит события 25 октября 1917 года, это слово «переворот» войдёт в фильм «Мы из Кронштадта» - «Молчи, я в перевороте участвовал, а у тебя живот подвело».
Расстановка победивших сил, после 25 октября и после разгона Учредительного Собрания, не столь монолитна, как это описали в итоге «усачи победители». На эпизодах биографии Вишневского в Гражданской, стоит остановиться. Именно на Волге он вероятно и увидел близко Ларису Михайловну Рейснер, ставшую прототипом Комиссара в «Оптимистической трагедии». Фраза, «Кто ещё хочет попробовать комиссарского тела», вполне оправданна, тела Валькирии революции – хотели все. Посмотрим на дошедшие до нас фотографии Рейснер. Мы видим обворожительную женщину тяжёлой германской красоты, с лицом способным вызвать эротические переживания у слишком многих, не только у Николая Гумилёва и Фёдора Раскольникова. То что, бывшей гимназист прошедший фронты Первой Мировой был очарован Рейснер, не требует доказательств. Стала ли она его музой вопрос праздный, но то, что он увековечил её образ во множестве будущих театральных постановках, в доказательствах не нуждается. Что же касается самой Рейснер, смерть её не была столь трагическо-прекрасной, как в пьесе Вишневского. Клио, одна из самых ироничных муз, уготовила Ларисе Михайловне обидную смерть от тифа, полученную в результате заражения от некипячёного молока. Были ли это взбитые крем-сливки в пирожном, или стакан утреннего свежего молока, – Комиссара не стало.
На похоронах, рыдали все, Борис Пастернак поддерживал Карла Радека, или наоборот, делегация шахтёров и почётный матросский караул, все печалились искренне, – ушла слишком красивая женщина и… Комиссар главного морского штаба в 1919 г. В коллекции ЦВММ, в зале, посвящённом Гражданской войне, по сию пору стоит модель «Вани-коммуниста», с четырьмя пулемётными точками. Можно предположить, что для энергичного, молодого человека, служба штатным пулемётчиком на вооружённом пароходе ставшим канонерской лодкой, оказалась монотонной, несмотря на активную боевую деятельность. Как бы то ни было, канонерская лодка была потоплена вместе с комиссаром Волжской военной флотилии Николаем Маркиным, а выживший Всеволод Вишневский окажется в Первой Конной Армии Будённого. Время покажет, – выбор идеальный. Именно из числа «первоконников» выйдут ближайшие боевые сподвижники Сталина, – Ворошилов, Будённый, а также: С.Тимошенко, И. Апанасенко, К.Мерецков, А.Жадов, А.Ерёменко, Д. Лелюшенко, П. Рыбалко, С.Кривошеин. Последние трое – генералы танковых войск. И не только танковых, – например, П.Жигарев станет маршалом авиации. Вишневский буквально в «кузнеце сталинских военных кадров». В дальнейшем он напишет пьесу «Первая Конная» понравившуюся не только Будёному, и с правками Сталина пьеса будет экранизирована в 1941 г, тем же Дзиганом. Пьеса, явно отличалась от реалистических рассказов Исаака Бабеля, вызвавших активное неприятие Будённого. В 1920 г. Вишневский в Крыму в отряде Ивана Папанина, будущего советского полярника, чьё имя станет абсолютным синонимом советских полярных исследований. А вот часть биографии Папанина, служба в ВЧК и продолжение сотрудничества с этой организации, сменившей свою аббревиатуру, уже как проверяющего комиссара полярников изучающих состояние льдов для аэродромов подскока и переброски кораблей ТОФ на СФ и обратно, более чем интересна и неизвестна. Но и это знакомство идёт Вишневскому только на пользу. Как и кратковременная служба самого Вишневского в ВЧК. И тут с будущим контр-адмиралом Папаниным они коллеги. И не только с Папаниным. Человек написавший "Конармию", Исаак Бабель в 1918 г. пришёл на улицу Гороховую в Петрограде и нанялся на службу в ту же ВЧК. Всё же Клио дама не лишённая иронии, хотя бы в сближениях и наборе ассоциаций. А Вишневскому, в отличии от Бабеля, сопутствует некий случай, о котором возможно подсознательно мечтали многие молодые люди, и особенно выходцы из дворян. Именно они вчерашние гимназисты и/или выпускники военных училищ вызубрившие биографию талантливого артиллерийского офицера, ставшего Императором Франции. Именно они, оказались заложниками смены классовых формаций, войн и революций. Именно они станут прекрасной иллюстрацией высказывания князя Меттерниха : «Смысл любой революции – ты слезь, а я сяду». Не будем забывать, что тень Наполеона витала над всем авантюрными умами ХIХ веком. Это герой и Марины Цветаевой, и Ульянова-Ленина. Наполеоновское: «Важно втянуться в сражение, а там посмотрим», – любимый афоризм создателя партии нового типа. Нечаев и Наполеон сформировали Ленина больше, чем Гегель и Маркс. Утверждение покажется спорным, но как теоретик и практик экономики социализма, Ленин себя не показал. А как революционер-практик, изучивший опыт и ошибки Французской революции, блистательно для себя, реализовал её переосмысленный опыт и практики на развалинах российской империи. Власть рождает винтовка, а не тщательное конспектирование «Капитала».
После окончания Гражданской войны, Вишневский консультант по иностранной, военно-технической литературе, в Военно-морской Академии. Первая мужская гимназия, пошла на пользу, знания иностранных языков были востребованы победившим пролетариатом. И как гласит официальная биография, его бабушка «строгая преподавательница немецкого языка Лидия Васильевна Вишневская», похоже, постаралась привить внуку неплохие знания языка Канта и Гёте. И какой человек, читающий по немецки, может пройти мимо Ницше? Витала ли над поколением тень великого Фридриха, на этот вопрос отвечают усы первого пролетарского писателя и практическая воля к власти, если не буквальной то интеллектуальной. Т.е. банальная, всепобеждающая идея доминирования над себе подобными, в какой бы форме она не проявлялась. Всё это будет воплощенно позже, а пока курсы сигнальщиков и рулевых, учебное плавание на бывшем «Океане» и знакомство с Леонидом Соболевым. Всеволод Вишневский, начинает путь певца революции, дебютируя сборником рассказов «За власть Советов» и переходит на написание пьес и сценариев. Вишневский был не один в этой обойме. Писатели, назовём их условно «маринисты», А. Новиков, С. Колбасьев, С. Соболев, - все трое изначально профессиональные моряки, напишут о Гражданской войне свои книги, в первую очередь ценные тем, что это книги участников войны. Где-то должна маячить фигура, ещё одного литератора из московских гимназистов - Василия Лебедева, с известным всесоюзным погоняловым "Кумач". Лебедев чем-то неуловимо близок Вишневскому, оба будут капитанами 1-го ранга, оба бывшие гимназисты, и оба умрут с разницей примерно в один год. Были ли они знакомы, с Лебедевым? Более, чем вероятно их объединяла газета "Красный флот".
В шести томах писательского наследия Вишневского, признанными вершинами считаются «Мы из Кронштадта» и «Оптимистическая трагедия». Zeitgeist, передан в них непосредственным участником событий, сознательно, на высокой патетической волне. Но это взгляд победителя.
При желании, Вишневский мог добавить множество натуралистических подробностей, кровавых эпизодов, ужасов войны и не только Гражданской, и т.п., но он старательно дозирует подобные сцены и описания. Мы видим лишь интерпретацию действительно выигрышного драматического материала. Так в экранизации «Оптимистической трагедии» 1963 г. матрос Алексей, появляется с офицерским кортиком. Внимательный и дотошный зритель, вправе задаться вопросом, откуда у матроса офицерский кортик? Снял с убитого офицера? Но это уже мародёрство. Выменял, убил сам, в феврале 1917? Сюжет пьесы развивается на линкоре (до 1907 г. броненосец) «Император Павел I», а эксцессы, направленные против офицеров Балтийского флота в февральскую революцию, сильно затронули именно не участвующие в боевых действиях линейные корабли. С кортиком ходил и Дыбенко, председатель ЦентраБалта, матросский клоун-гигант, в какой-то степени секс-символ флота, позже заявивший на допросах о незнании "американского языка" и закончивший революционную карьеру с пулей в затылке полученной от товарищей по борьбе за дело мирового пролетариата в 1938. Кортик - деталь верная, характерная и как бы проходная. Не забудем, что всё написанное Вишневским, написано человеком оказавшимся в стане победителей, и непосредственно, получившего от революции преференции. Вопрос, какие? Вероятно избавление от монотонного физического труда, обязанности регулярно ходить на службу за деньги обеспечивающие минимальный экзистенциальный уровень проживания, и жить насыщенной ресторанно-гостиничной жизнью, получив принадлежность к касте избранных. Литературный, а точнее драматургический старт Вишневского успешен «Первая конная», понравилась Будённому, но вероятнее всего, она понравилась Сталину. Лучший друг всех драматургов, был неравнодушен не только к кино, но и театру. С Климентом Ворошиловым у Вишневского будут добрые приятельские отношения, что тоже в итоге пойдёт на пользу внешней карьере официально признанного драматурга. Как бы то ни было, в 1925 г. – Вишневский корреспондент журналов «Красный флот» и «Красная звезда». И к концу тридцатых, Вишневский один из самых заметных писателей-идеологов, певцов социалистической революции «так сказать, в мировом масштабе». И что важно, этот человек, верит в идеи мировой революции, торжества социализма и победы пролетариата ведомого партией большевиков, при поддержке РККА и могучего РККФ.
Широко известно, что Михаил Булгаков выводит Вишневского в «Мастере и Маргарите» как Мстислава Лавровича. Впрочем, в «Мастере» досталось многим противникам Булгакова. По определению, многочисленным поклонникам означенного романа, Вишневский должен быть неприятен. Но деньги Осипу Мандельштаму, даёт и отсылает именно Вишневский, а не Булгаков. Об этом можно найти упоминания во «Второй книге» Надежды Яковлевны. Что не помешает Вишневскому, после войны, начать компанию против Михаила Зощенко, выросшею в знаменитое постановление А.А. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград». В тридцатые годы после объявления Сталиным программы строительства Большого флота, для Вишневского, похоже, наступает самое благодарное время. Романтизация «буревестников революции», социально-близких братишек, с манерами поведения весёлых криминалов, перековавшихся и героически проливающих кровь (свою и чужую) за дело победы Революции (всегда с большой буквы), романтизация поданная мастерским литературным стилем, пришлась к месту и была оценена. Вот фрагмент из
дневников И.А. Бунина "Матросы пудрят шеи, носят на голой груди бриллиантовые кулоны (22 июля / 4 августа 1919)". Таких матросов, Вишневский прямиком определяет в анархисты, "победители-усачи", конечно же аскеты, преданны идеалам революции и не позволяют себе всевозможных эксцессов. Они почти святые. Именно так их и будут изображать в 50-70 -х гг. ХХ века, в официальном советском искусстве. Андрей Платонов написавший рассказ "Одухотворённые люди", явно по сводкам СовИнформБюро, невольно оказался изготовителем образа человека во флотском бушлате, с гранатой наперевес. И если, с точки зрения схождения русской прозы с большой дороги мировой литературы, это было по сути провалом, то локально, особенно для драматурга-коммуниста это был успех. В числе 36 советских писателей поехавших освещать «перековку» на строительстве Беломорско-Балтийского канала, фамилии Всеволода Вишневского нет. И в написании совместной книги о великой стройке он не участвует.
То, что обозначается как «творческое наследие» писателя и драматурга Вишневского, пожалуй, никогда серьёзно не изучалась. В 1980 г. к восьмидесятилетию со дня рождения Вишневского, Московский Театр сатиры ставит спектакль по пьесе А.Штейна, «У времени в плену…». Главный герой Всеволод, роль Андрея Миронова, как и сама постановка, на мой взгляд, не самая удачная. Для начала Миронову стоило подстричься, художник по костюмам, консультант и режиссёр явно не доработали. Наблюдается некая попытка осознания происходившего в стране, с попутным сжатием маленького, фрондерского кукиша в кармане режиссёра Плучека, за счёт государственного финансирования, по признанным безупречными с идеологической стороны пьесам Вишневского под песенки Окуджавы и т.п. Вишневский в ту пору, оставался официальным автором и выгодным товаром для московских театров. Ещё бы, Вишневскому удалось завести знакомство с Джойсом, и в пьесе "Раскинулось море широко...", написанной в осаждённом Ленинграде, расставлено изрядное число модернистских растяжек.
В 1943 г. Вишневский написал пьесу "У стен Ленинграда". Вот что отмечает искусствовед Алла Смирнова, в анонсе статьи к 75 -летию постановки. " Прослеживается многострадальная судьба пьесы В.В. Вишневского «У стен Ленинграда» в контексте культурной политики партийного руководства в блокадном городе. Суть ее состояла в том, чтобы сгладить в творчестве ленинградских писателей трудности обороны Ленинграда осенью 1941 года. Именно эти трудности стали предметом рассмотрения в пьесе В.В. Вишневского «У стен Ленинграда». Состоявшийся в ноябре 1943 г. генеральный просмотр новой пьесы вызвал восторженное отношение к ней общественности, с одной стороны, и неодобрительную реакцию политуправления Балтийского флота и горкома партии, с другой. Чтобы снять обвинения в том, что в пьесе отрицательные образы сильнее положительных героев. В.В. Вишневскому пришлось ее неоднократно дорабатывать. В результате премьера пьесы в новой редакции состоялась только в апреле 1944 г.". Неодобрительное отношение Политуправления БФ. Или любое высказывание, от стишка до спектакля, от рисунка до кинофильма, должно укладываться в фарватер линии партии. И фарватер этот обозначил для Вишневского Жданов. Если "Раскинулось море..." Ждановым была одобрена, то "У стен...", вызвала явное неудовлетворение, "не переборщить упадок", т.е. классическое "как бы чего не вышло". Инспирированное вскоре "ленинградское дело" доходчиво покажет, что товарищ Жданов был прав. Вишневский пишет, что заставляет себя убрать из пьесы Белогорского (бывшего белого офицера), "так как кромсать этот образ не хочу". Ленинградский горком партии вынес мнение "Яркие отрицательные образы, сильнее положительных". Обычно после таких товарищеских обсуждений, официальные советские литераторы запивали, или биография Фадеева лучшая тому иллюстрация.
В наступивший сезон «катания на лафетах», когда в стране объявляли траур, по ТВ снова и снова, показывали «Мы из Кронштадта», «Оптимистическую трагедию». Фильмы «Первая конная», «Незабываемый 1919 год», лежали на полках. Во времена развитого социализма, о Сталине упоминали, но плакатных восхвалений не было, памятников не ставили, поэтому большим экраном, уже на ТВ «Незабываемый 1919 год» показали в годы «перестройки» в программе «Киноправда».
В 1963 г. выходит фильм «Мы русский народ», по одноимённой пьесе Вишневского. И как обычно с произведениями Вишневского, пьеса спорная, но фильм интересный. А из ХХI столетия, узкому кругу специалистов и всем интересующимся отечественной историей, смотреть его вдвойне интересней. Продолжая тему, Вишневский и кинематограф, сразу стоило обозначить, что Вишневский, как и многие прогрессивные интеллектуалы 20 –х гг. понимали, что ХХ век, век кинематографа. Обращение к кинематографу, интерес к новым технологиям, это явное влияние отца ставшего ещё в 1912 году профессиональным фотографом и кинооператором. И все экранизации Вишневского, несомненные удачи своего времени. «Мы из Кронштадта», признанный всеми от Сергея Эзенштейна, до массового зрителя – успех. «Оптимистическая трагедия», самый кассовый фильм проката в СССР (1963 г.), и специальный приз Каннского фестиваля, «За воплощение и революционной темы». Особняком стоит «Незабываемый 1919 год», фильм, снятый с эпическим размахом и уступавший только «Падению Берлина». В съёмках, происходивших на форте Красная Горка, участвовали корабли Балтийского флота.
Пьеса «Незабываемый 1919 год», входила в школьный курс современной советской литературы. Вишневский получил за неё Сталинскую премию. Исследователи обращали внимания на факты биографии, дневниковые записи, письма, общий посыл написанного, реакцию современников на пьесы и фильмы, но анализ текста не делали. Возможно от того, что Вишневский казался скучной, идеологической и слишком одиозной фигурой, или по причине, «А что, там анализировать?». И всё же, интернет-ресурс «Арзамас,» за авторством Ильи Венявкина опубликовал небольшую статью, где помимо набора интересных фактов, текстового разбора вступления «Оптимистической трагедии», утверждается , что Вишневскому удалось написать единственную советскую трагедию. Это не совсем так, были не только попытки, но и вполне успешные написания – «Молодая гвардия» А. Фадеева и «Бессмертный гарнизон» К. Симонова с их театральными воплощениями. Но вынести в название слово «трагедия», удалось одному Вишневскому, хотя он тут же нивелирует само понятие «трагедия», или переводит в идеологическое русло. Как тут не вспомнить Даниила Хармса, знаменитое – « На баррикады мы все пойдём! За свободу мы все покалечимся и умрём!». Если сделать некое отступление, невозможно представить Вишневского и Хармса в одной компании, а они современники и переименованный во второй раз Петербург, - их город. Исходя из определения И.Бродского, в трагедии, гибнет хор, и Вишневский не был оригинален в финале «Оптимистической трагедии». Но, ему удалось большее, он вернулся к античным образцам повествования.
Если обратиться к текстовому анализу, заинтересованные филологи найдут некие параллели со стилистикой Хэменгуэя и Киплинга, а театральные критики обратят внимание на то, что восхитило Александра Таирова, пересечение с греческой трагедией. Основатель Камерного театра, мечтал о театре эпическом, о всеохватных массовых зрелищах, в традициях античного театра. Бесспорно, с Таировым у Вишневского получился продуктивный союз. Что до трагедии, ставшей повседневностью, и бытовым адом в перманентном обличье, разговор особый, хотя как сказал классик, - для человека, чей язык русский, вполне банальный. Впрочем, от трагедии до истерики, а от истерики до фанатизма один шаг. Некоторые факты поведения Вишневского, могут характеризовать его как истерический тип, но, похоже, он был слишком увлекающимся, впечатлительным человекам, качества не самые бесполезные для литератора. Свидетельствуют, что читая пьесы, он вскакивал на стул и продолжал чтение, размахивая табельным пистолетом. Лучше всего эстетику Вишневского, понял его сверстник, ещё один петербургский мальчик, Владимир Набоков, пристальным взглядом изгнанника следивший за происходящим, обозначив процесс развития/упадка советской литературы – «культом матросов и скул».
В 1944 г. Вишневского назначают редактором журнала «Знамя», и как указанно во многих источниках, благодаря Вишневскому, напечатаны «В окопах Сталинграда» В. Некрасова и «Звезда» Э. Казакевича.
И остались два тома дневников Вишневского изданных в 2002 г., с 2 ноября 1941 по 9 мая 1945 гг. Можно сразу задаться вопросом, писал ли он их исключительно для себя, делал ли поправку на возможную цензуру, на внезапное прочтение дневников людьми из «органов», т.е. насколько он доверял бумаге, писал ли для потомков и существуют ли дневниковые записи от июня сорок первого? Например, запись от 18 сентября 1943 г. «Два дня части Ленфронта вели наступления на Сенявинские высоты… Рывок сделан хорошо: высоты нами захвачены. Но ураганным огнём и отчаянной контратакой немцы снова их отбили. Настроения на Ленинградском фронте не радужное… Тяжелейший участок фронта. Надо готовить удар ещё основательнее. …. Читал Анри де Ренье, – странный тихий мир…» Есть запись, в которой он пишет, что мы не должны выносить сор из избы. Многие записи, буквально соответствуют сводкам СовИнформБюро. Вы не найдёте упоминаний о чёрном дне Черноморского флота – потоплении 6 октября 1943 г. лидера «Харьков», эсминцев «Беспощадный» и «Способный» самолётами Люфтваффе. Погибло 780 человек, и вероятно несколько позже, среди офицеров ВМФ, это событие как-то, да обсуждалось. Хотя бы, как поминки по товарищам. Ни одной записи у Вишневского нет. Потери не обсуждаются. Бдительность - наше оружие. Болтать - врагу помогать. Да и кто будет фиксировать истинные мысли в дневнике, зная, что дневник в любой момент может быть приложен к личному делу. Вишневский отлично понимает правила игры, ещё бы он сам способствовал и сражался за установлению системы работающей на принципе верности одному человеку. Ни партии, ни наркомату, а лично товарищу Сталину. И лично товарищ Сталин отменно управляет этой системой. И один из надзирателей не только за писателями-маринистами, а за всем могучим красным флотом, это Иван Васильевич Рогов. Кличка "Иван Грозный" напрашивалась сама собой. Рогов - начальник Политуправления ВМФ, зам.наркома Кузнецова, ещё один сталинский выдвиженец, по странному совпадению 1899 г. рождения. Дело не в астрологических приметах и выкладках, хотя удержатся сложно. В 1899 родились Лаврентий Берия, Константин Вагинов, Андрей Платонов и Николай Кочкуров он же Артём Весёлый. Александр Дейнека и Вольф Мессинг. А если заглянуть за пределы любезного Отечества, - Эрнест Хемингуэй и Альфред Хичкок. И последний штрих небольшого литературного гороскопа, в августе того же года, родился Хорхе Луис Борхес.
Дневники Вишневского, разумеется, требуют пристального изучения, как источник и хотя бы минимальное свидетельство психологических реакций известной нам личности на события времени в которых эта личность оказалась. Просматривается пресловутая картина эпохи с точки восприятия исторической психологии, если «историческая психология» существует, как научная дисциплина.
И разумеется, он не был политическим конкистадором-бессребреником. Истерический надрыв в вопросе, - "Браты, зачем мы революцию делали?", получил вполне материальный ответ. Откроем воспоминания Василия Катаняна "Прикосновение к идолам". Судя по названию, для Катаняна Вишневский всё же в классе "идолов". В 1959 году Катанян делает фильм о Вишневском, и знакомится с его вдовой Вишневецкой Софьей Касьяновной. Не будем вставать на тропу лингвистического остроумия, но Вишневецкая-Вишневская звучит занимательно, почти по чеховски, или мхатовски, что суть одно и тоже. Итак, описание квартиры в писательском доме, Лаврушенскоском переулке, куда Катаняна пригласила Софья Касьяновна. Кратко - "Квартира оказалась огромной, обставленной громоздкой мебелью тридцатых годов, вперемежку с ампирной. Посуда была изящная - серебро, хрусталь, фарфор, всё старинное, семейное - Софья Касьяновна была дочерью богатого дантиста. Поражала ванная комната, она была метров двадцати, посредине в пол был утоплен мраморный бассейн, в котором можно было делать даже плавательные движения. "Этот мрамор Всеволоду подарили метростроевцы, когда рыли первое метро в Москве", - гордо сказала Софья Касьяновна". Далее, заинтересованный читатель возможно самостоятельно продолжи чтение описания быта и привычек нашего героя. Замечу, Василий Васильевич Катанян, долгие годы не самый бедный человек богемно-номенклатурной Москвы.
Закончить можно фразой из других дневников, дневников Андрея Тарковского. Фразой написанной по поводу одного итальянца. «Удивительный человек. Вероятно педераст». Но, всем известно, педерастом Всеволод Вишневский не был, разве что латентным. Тут начинается тема гомосексуализма закрытых морских и армейских сообществ, мужской нежной дружбы, затяжных мужских поцелуев и объятий, показанных во многих эпизодах советского кинематографа 30-40 –х гг. И это не вульгарное издевательство над Вишневским, а данность – например, сцена в «Оптимистической трагедии», Вожак целующий Алексея, или развязка конфликта, объятия и поцелуй Артёма с солдатом-пехотинцем в фильме «Мы из Кронштадта». Добавлю, что в подобном контексте, нет ничего унизительного. Гомосексуализм – удел многих закрытых военных сообществ от воинов древней Спарты, до самурайских кланов и прусского офицерского корпуса. Вне дальнейшей иронической издёвки пост-модернизма – «матросы новые женщины», серьёзная проблемы отдыха и релаксации личного состава, и проблема свободного времени команд, т.е. те серьёзные и неудобно произносимые аспекты, на которые указывал ещё И.Ф. Крузенштерн, и их приходилось учитывать при формировании экипажей.
Если мы взглянем на одну из последних постановок «Оптимистической трагедии» (спектакль «Прощальный бал» в Александрийском театре), то сценография и костюмы актёров напомнят спектакли Виктюка, а матросский полк – скопище французских мимов. Напомним, что Георгий Товстоногов, получил свою Ленинскую премию в 1958 г., за постановку "Оптимистической трагедии". Но, разумеется рецензирование спектаклей, выходит за формат данного повествования. Добавлю, к сожалению, Вишневский не был военным корреспондентом высочайшего уровня, как и не были ими, его товарищи-коллеги Александр Фадеев, Леонид Соболев или Константин Симонов, если сравнивать их с Сергеем Борзенко. Хотя Вишневский был, и в Испании, и в Карелии в 1939-1940 гг. то ли в поисках личных военных приключений, то ли выполняя задания партии, а скорее и то и другое. И так, обозначается итог – истерик, сентиментальный трагик, отчаянный храбрец, военный корреспондент, обломок петербургской цивилизации, оказавшийся на сломе эпох и старательно поверивший в создание нового человека, под руководством партии нового типа. Дворянин недворянской внешности со шрамом на правой стороне лица, родившийся в один год с Аль Капоне, бригадный комиссар, радостно одевший погоны и прикрепивший к кителю капитана 2 –го ранга Георгиевский крест в сорок третьем году. А вот на официальном фото от 19 декабря 1950 г., в тужурке с погонами капитана 1 –го ранга и медалью Сталинской премии, креста нет. Кавалер трёх орденов Боевого Красного знамени, (два получены за литературную деятельность), двух ордена Ленина, Красной Звезды и Знака Почёта умер 28 февраля 1951 г. И как пишет Константин Львов, "...бдительный Вишневский, ... истощил здоровье в чистках довольно рано, в 50 лет его разбил паралич..." Он не увидел начальный крах и трансформацию системы, которой служил с истовым романтизмом гимназиста-скаута.
С.-Петербург. Январь 2022
Свидетельство о публикации №122072206466