Вадим Черняк

ВАДИМ ЧЕРНЯК
(1934 - 2008)

Закончили Вторую мировую.
Утёрли пот. Пошли на мировую.
В стальные сейфы спрятаны дела.
Голубка мира в небе проплыла…
Солдат на номерном заводе служит,
работает с зари и до зари
(такие деньги, что ни говори!),
готовит сына в сменщики. Не тужит.
Лишь сухари на всякий случай сушит,
на всякий случай сушит сухари.

ГОЛОС

– Какое вам дело
до мёртвых моих друзей?
Оставьте, пожалуйста,
их имена в покое.
Отдайте конверты родным,
шинели – в музей.
Я сам был убит,
я знаю, что это такое.

Всё просто,
и ваш батальон словно платит налог.
Вы белое поле
представьте себе, а на белом
сначала разрыв,
и каска съезжает на лоб,
и долго потом
душа расстаётся с телом.

Не надо о мёртвых,
я вам расскажу, если что.
Вы можете ночью
поднять меня, честное слово!
Я как по тревоге,
вот только накину пальто.
Ну что вы, не бойтесь,
я очень похож на живого…

ЖУРАВЛИ
 
Л. Жуховицкому
 
Дыми сигаретами «Прима»,
пой песни, друзей веселя…
Но близится неотвратимо
пора погашать векселя.
 
Не надо стоять виновато
навытяжку перед судьбой.
Расплата подходит, расплата
за всё, что случалось с тобой.
 
Опять журавлей перекличка,
летящих в фигурном строю.
Как будто проставлена птичка
в отчёте про душу твою.
 
Как будто неведомый кто-то
вдруг остановил колесо –
и кончена эта работа,
и новый квартал налицо.
 
А в городе сыро, дождливо,
бегут облака налегке.
В руках твоих спелые сливы
в измятом газетном кульке.
 
Разгуливаешь по бульвару
и смотришь из-под козырька –
вон сбрасывают бочкотару
с невзрачного грузовика.
 
Деревья ещё зеленеют.
Ещё холода под замком.
Но осень лизнула аллею
шершавым своим языком.
 
Повсюду дыханье распада
и новой какой-то поры.
Расплата подходит, расплата
подходит – и не до игры!
 
И сквер перейдя, на пороге
Ты медлишь чуть-чуть,
поражён
предчувствием новой дороги,
крушенья и смены времён.

ДЕРЕВО
 
Всё остынет –
и гордость, и ярость.
Только взор ещё будет гореть…
И подступит к нам долгая старость,
неизбывное время – стареть.
В тихом парке от входа направо
видел дерево я поутру:
ствол коряв,
сердцевина трухлява,
но трепещет листва на ветру.