Все любят одного, меняя лица

Когда, скитаясь, мы встречались реже,
чем кровяной мешок макали в кактус,
ты был скуласт, улыбчив, выше ростом,
на негатив себя похож в том теле.
Не обнимал, смешок вдогон не кинув,
и норовил, чуть врозь, вернуть одежду.
Меня любил, как мячик футболисты.
Я помню пекло; лоб печёт мне память.
Друг другом в полной мере становились,
когда мачете каждый приготовил.
К хребту его и к горлу, безразлично,
мы приставляли, огнестрел отбросив.
В войнушку заигравшись, превращали
пространство дома в полигон, где пули
дырявят даже воздух, потому что
кроме него там нечего дырявить.
Подручный враг ручным бывает редко,
роднее всех, как зеркало, он хрупок,
и так же на него кривой пеняет,
едва в кудрях проплешину заметит.
Нельзя нам взаперти быть, долго пялясь
лишь друг на друга, без чего-то кроме,
коль, высушенным, сдохнуть нет охоты.
Вот ты, сейчас: молчишь, в глаза мне глядя,
зрачков разбитый танкер нефть теряет,
темно кругом, а было - зим светлее.
Я помню пекло; веки помнят пекло.
Как стих, слагаюсь, пополам и больше,
то ты согнёшь, то я себя - тобою
(лицо в гримасах, а глаза закатом
напоены, хоть на него не смотрят).
Что так, что эдак, слёзы без причины.
Нет разницы для мышц, чем искривляться.
И стоны междометий - просто стоны,
что там ни меть под ними, всё прикроют.


<2018>