Арсений Семенов

АРСЕНИЙ СЕМЕНОВ
(1935 - 1976)

Время года такое: война.
И пейзаж её сплошь одинаков:
Роща взрывов багрова стоит и черна
В окружении огненных злаков.

Гарь и копоть с рассвета скользят по лицу.
Гарь и копоть весь день до заката.
Горизонт задымлён. Мы решаем: к свинцу,
Как решили б: к дождю или к снегу – когда-то…

Я травинку зелёную встретил в золе,
И мне странное душу свело напряженье.
Я спросил её: кто ты на этой земле –
Чей-то бред? иль далёких миров отраженье?..

ДЕТАЛИ

О ночь сорок первого, полною чашей
Тебя зачерпнул я. Ребёнком меня
Траншеи кормили крапивною кашей,
«Катюши» баюкали в зыбке огня.

Игрушки мои! Я приклад деревянный
Винтовки немецкой в игрушках держал.
А возле окопа солдат оловянный,
Раскрывши стеклянные очи, лежал.

И всё это только детали той дали,
Которая многим уснуть не даёт.
Темнело в глазах, когда эти детали
Ещё на детали дробил артналёт...

КАЛИНА

Когда похоронка пришла – для него
Застыли озёра и реки.
Не видел, не слышал старик ничего,
Как будто бы умер навеки.

«Кровинка, – шептал он, – надежда, сынок,
Ты ль голубем слыл средь голубок,
Тебя ль я на теле взрастил, как росток,
А стал я холодный обрубок».

Нет горестней слов, у кого ни спроси,
Чем в горести чёрной и длинной
Горькавое слово на горькой Руси,
Калиновой, терпкой, полынной.

А жизнь наклонялась, терпеньем дыша,
И в очи глядела Калине.
И тело его отошло. Но душа –
Душа не отходит доныне.

«Здоровы ль?» – спрошу,
и ответствует мне:
«Вестимо. Живём на покое».
А что он бормочет ночами во сне –
Не выдержит сердце людское.

***

Когда дела у нас нехороши
И день стоит ненастный и холодный —
Да будет вам звездою путеводной
Высокая настроенность души.

Раскиснуть не давай себе. Глуши
Все слабости. Топи их. С камнем. В воду!
Высокая настроенность души —
Вот то, что в мире делает погоду!

***

И годы те — как будто бы не в счет.
Забыть хочу! Но лишь глаза прикрою —
Меня пустыня черная сечет,
И даль клубится, грохоча и воя.

Все в памяти. Хоть бейся головой, —
Содеянное зло непоправимо...
Бредет малыш со страшною сумой
Двадцатым веком меж столбами дыма.

История крутила жернова,
Так тяжело над нами завывала...
Влачил я ноги. В чем душа жива!
Но выжила душа моя живая.