Путешественник
Спрятался он мастерски, в одной из подвешенных на шлюпочной палубе шлюпок. Ночью – я сам видел! - бродил по кораблю, пропитание искал.
Во время завтрака я припрятал для него кусок ветчины с нашего шведского стола. Тайком поднялся на самый верх, куда вход пассажирам воспрещён. Перешагнул через тяжёлую цепь в проходе и закинул ветчину в одну из шлюпок. Ломоть шмякнулся о банку или просто угодил коту по носу, потому что я услышал тихое:
- Пссст!..
Заглянуть в шлюпку было невозможно, она висела высоко, я прошептал:
- Кис-кис-кис! – и быстренько спустился на верхнюю палубу, а с неё – на среднюю. Сел на корме и закурил в разрешённом для этого действа местечке.
Больше всего на свете я люблю вот это: сидеть на корме теплохода, покуривать и наблюдать речные виды, тихо и плавно ускользающие от меня.
Деревушки, посёлки и города… Калязинская затопленная колокольня медленно поворачивается, то отдаляется, то приближается, то с одного борта, то с другого… Перспективы всё время незаметно изменяются… Кучевые облака в синем небе над синей водой… Лазоревые закаты… Чайки с их широким полётом, их крики в кильватере, мелькание их крыльев за кормой… Такая ляпота, что к горлу подкатывает комок тихого умиления…
А больше всего не люблю я в круизах, когда на соседнее кресло ко мне кто-нибудь подсаживается и начинает какой-то бессмысленный трёп, отвлекая меня от чистого наслаждения созерцанием.
Через полчаса моего пребывания на корме, когда я уже почти впал в состояние сатори, слева от меня шумно приземлился в кресло некий сверхактивный типус. Он завозился на сиденье, отдулся, откашлялся, закурил и вознамерился сей же секунд узнать моё сугубо личное мнение о мировой политике вообще и обо всех мировых лидерах, в частности.
Пришлось «включиться» и напугать его, чтоб он отстал.
Пугаю я разговорчивых докучателей таким образом: осклабляюсь в широкой приветливой улыбке и громко, на весь теплоход, заявляю:
- Извините, я глухонемой!
После чего демонстративно достаю мобильник, делаю вид, что кому-то срочно звоню, и начинаю беседовать с "абонентом", красочно описывая ему речные просторы, которые я в данный момент наблюдаю. При этом я усиленно киваю разговорчивому туристу-активисту, не переставая удерживать на лице широкую дружелюбную улыбку. На все шестьдесят четыре зуба, как говорится.
Обычно разговорчивый турист сразу впадает в тихую панику и, подхватившись с места, немедленно удаляется прочь и спасается от психа – от меня! – на носу или на одном из бортов теплохода. Если на корме ещё кто-то присутствует, они начинают посматривать на меня с опаской. А к обеду обычно уже все туристы в курсе, что на корабле имеется псих, одна штука. Возможно, буйный! И за столом, где собирают пассажиров по шесть или по восемь человек, со мной уже никто не только не пытается заговорить, а и отодвигают люди свои стулья как можно дальше от моего, насколько это позволяют размеры обеденного зала и масштабы стола.
Иногда после такой эскапады меня вызывают в капитанскую рубку, закрытую во время рейса от визитов посторонних, кроме моментов особой экскурсии туристов в эту рубку. И я честно объясняю капитану, что я – писатель. Что я никакой не глухонемой. Что я никого не трогал и не трону. Что я просто хочу ехать в полном покое и духовном одиночестве и не желаю ни с кем общаться. А желаю я просто наслаждаться небом, водными красотами, а если повезёт с погодой – то и бликами яркого солнца на воде. Отдохнуть, короче, желаю я и зарядиться вдохновением для написания очередного шедевра.
После чего меня, наконец, оставляют в покое все – и пассажиры, и команда.
В этот раз мой безотказный метод почему-то не сработал.
То есть, запнуться-то докучливый запнулся, но только он никуда не убежал. Прервал какой-то необязательный вопрос о США на полуслове, всмотрелся в мою благоглупую физиономию – а я умею наводить на свою физиономию выражение отменной благоглупости, - и, понизив голос, задал неожиданный вопрос:
- Вы видели на судне… кота?
Рука моя с мобильником застыла в воздухе, и я сам как-то запнулся.
- Н-нет, - помедлив чуть дольше, чем это было необходимо, я опустил руку с телефоном на колени.
- Врёте, - спокойно заявил докучливый. – Вы ему кусок ветчины в шлюпку забросили, я видел. И кота я тоже видел. Я ему ночью котлету с ужина бросил в другую шлюпку.
- Ну что ж, значит, мы с вами – добрые люди… - я находился в некотором затруднении. – Вы никому о коте не сказали?
- Вам сказал, - кратко ответствовал докучливый, отвернулся и принялся разглядывать великолепные пейзажи за кормой.
- Э-э… спасибо… - замешательство моё возрастало, но собеседник не обращал на это внимания.
- Я знаю этого кота, - бросил он в мою сторону, не поворачивая головы. – Он до Ярославля идёт на теплоходе. С заходом в Кострому. У него там… в общем, он частенько путешествует таким образом. Если он ночью влезет к вам в каюту через окно, не пугайтесь. Ему надо с вами… О, извините, мне пора!
С этими словами докучливый встал с соседнего кресла и быстро удалился прочь по левому борту.
А я остался сидеть – с мобильником в руках и в состоянии крайнего недоумения. Похоже, я, фальшивый «глухонемой псих», нарвался на психа настоящего?..
***
Ночью мне приснилось…
Кот сидел напротив меня на маленьком столике. Он медленно поводил роскошным полосатым пушистым хвостом из стороны в сторону и повторял один и тот же вопрос:
- Хочешь к Альдебарану?.. Хочешь к Альдебарану?.. В Костроме и в Ярославле у меня есть порталы…
Во сне в каюту мою вошёл докучливый – прямо сквозь запертую дверь. И сказал:
- Советую согласиться. Этот кот не всякого с собой пригласит! Я с ним уже путешествовал, а в этот раз он выбрал вас. Ну же, соглашайтесь!
И я во сне ответил им обоим:
- Я готов!..
***
Теплоход загудел и отчалил от Ярославля.
Кот и мой странный докучливый знакомец вернули меня в то же место и в тот же момент времени, откуда забрали – с моего согласия. Я опять сидел на корме, теплоход шёл в обратный путь, в Москву, а я вспоминал Альдебаран…
Никакой то был не сон, как выяснилось. И я ничуточки об этом не жалею! Ночью, когда кот и докучливый явились – именно явились, а не заявились! – в мою каюту, я дал им согласие отправиться к звезде Альдебаран. От портала в Костроме я отказался, потому что хотел дойти до Ярославля, как и указано в маршруте круиза, и побродить по одному из моих любимейших русских городов. Мы сошлись на том, что они проведут меня через портал в Ярославле, а потом вернут обратно на корабль.
Они обещали – они сделали.
Я не знаю, кто они такие на самом деле, кот и докучливый. Да и не в них дело, а в том, что со мной произошла совершенно реальная, а не фантастическая, история и что я своими глазами увидел звезду Альдебаран и её обитаемую планету.
Красная вода в лагуне. Синяя листва деревьев, похожих на земные пальмы где-нибудь в Крыму или в Барселоне. Высокие, непривычной архитектуры яркие дома вокруг лагуны на планете Карана, приветливые жители с бледно-голубой кожей и огромными, сияющими доброжелательностью глазами. Резкие крики куминоков – это их каранские чайки, - скользящих в стремительном полёте над лагуной…
И апофеозом всему – восход Альдебарана на Каране.
Я писатель, но пока не нашёл слов, чтобы описать это потрясающее зрелище…
- Ты просто смотри, - говорил мне кот, которого звали Васькой. Очень прозаическое и, в то же время, очень тёплое имя, а настоящее своё имя он мне не открыл.
- Смотри и запоминай, - вторил Ваське докучливый, который вообще никак не назвался, сказав, что я могу звать его, как мне угодно, это значения не имеет.
- Миры – бесконечны, - говорил кот Васька.
- Смотри, запоминай и учись, как надо жить людям, - говорил докучливый.
И я смотрел и запоминал.
Пробыл я там около месяца по земному счёту. А на Земле, и в Ярославле, и на теплоходе за это время не прошло и минуты.
Кому рассказать – не поверят. Да и кому я об этом расскажу? Разве что вам, друзья!
Сейчас устроюсь поудобнее, как говорят в доброй детской передаче, и расскажу, как надо жить людям: всем и везде, каждому и всегда, чтобы царил всюду мир и цвели сады...
Свидетельство о публикации №122071707302