Бунюэль. этот смутный объект желания

БУНЮЭЛЬ. ЭТОТ СМУТНЫЙ ОБЪЕКТ ЖЕЛАНИЯ


  Швея из грубого мешка за стеклом достаёт старое бельё, женское… Герой с любимой подходят и смотрят за её работой. Пяльцы… Но не узоры она вышивает, а стягивает иголкой с ниткой нарушенную ткань, за тканью что-то красное. Пахнет смертью. Кровью. Его взгляд притягивает работа женщины. Героиня освобождает свою руку и уходит по улице. Он, наконец, отрывается от витрины, догоняет её… Раздаётся мощный взрыв.
  Бунюэль в фильме «Этот смутный объект желания» параллельно истязает сердце зрителя терроризмом от идеи и терроризмом человеческих отношений. Внешний террор весь фильм укрупняет террор людей, мучающих друг друга. Снаружи падают самолёты, взрываются машины, падают сражённые пулями, а внутри, в этом кровавом обрамлении, не менее страшные «объекты желания» людей, вполне не смутные, осязаемые: деньги, наслаждения, изощрённые формы психологического насилия друг над другом.
  Богатому, искушённому ловеласу нравится 18-летняя испанская девушка, служанка, взятая в его роскошный дом. Есть деньги, есть желание обладания. Он гладит её волосы, целует в шею. Она отстраняется и… уходит от него. «Вы были слишком ласковы», – объясняет она ему при новой встрече. И вот тут-то «смутный объект желания» воплощается в девушку-монстра, превратившего обожателя, похотливого эгоиста в раба, исполняющего её любые желания. Невольно вспоминается шлейф роковых женщин Достоевского, его Настасья Филипповна… Некрасов, с его «старика разорит на подарки…». С самого начала их жизни вместе она объявляет себя «мачито», девственницей. И он кладёт к её ногам «жертву за жертвой», дойдя до покупки частного дома в Севилье для своей любовницы. И всё ждёт, ослеплённый жаждой обладания «старый, наивный» дурак. Магия «смутности», вожделенности в фильме так велика, что ты исподволь, ненароком жалеешь старика: так жестока игра роковой испанки. Подойти к воротам купленного ей дома, поцеловать край одежды, ногу, быть не пущенным и осмеянным ей, наблюдать её соитие с молодым человеком «на показ», вцепившись онемевшими пальцами в железную решётку… И она, как лермонтовская ундина, то ускользает, то бросается к ногам, то обещает, то зло отвергает, и каждый раз находит своему поведению обольстительное и примиряющее объяснение.
  И странно разыгрывается режиссёром зритель, когда сцена воспринимается как фарс и драма одновременно, потому что конечная тайна поступков всё-таки не явлена нам очевидно, она прячется в десятке страннейших изворотов действа, комично и трагично одновременно соединяя раз за разом руки и уста героев.
  Так же, как трагикомична сам сцена исповеди героя в вагоне поезда попутчикам, среди которых и двое маленьких детей. Собственно, вся история и предстаёт нам в поезде. Как тут не вспомнишь толстовскую «Крейцерову сонату». Исповедь толстовского героя словно опародирована Бунюэлем. «Смутные субъекты», кажется, не стоят такого почтительного внимания, а их история достаточно пошла, низменна, чтобы стать драмой, трагедией.
  Тем не менее, фильм заставляет смахнуть улыбку с лица. Что-то убийственное, зловещее стоит за изнурительной, выматывающей «любовью» героев, сопровождаемой новостями об массовых убийствах людей и реальных сценах насилия.
  Выживут ли они, закрытые от нас в последние секунды страшным взрывом, – нам неведомо. Но даже эта «смутная» неопределённость не добавляет оптимизма