Стрекоза

Все помнят, что И.А. Крылов в своей знаменитой басне называет Стрекозу попрыгуньей. Это конечно придает определенные черты характеру персонажа, но в реальности разве стрекозы прыгают? Это удивительно, но возможно, что название «стрекоза» произошло от глагола «стрекать» в значении «прыгать». В чем же здесь дело? Давайте разбираться.

По поводу происхождения названия «стрекоза» Л.В. Успенский высказывал стразу три версии. Первая связывает насекомое с глаголом «стрекать» – «колоть». Недаром крапива в народной речи называется «стрекавой», а один из видов овода – «стреком», писал лингвист.  По другой версии слово «стрекоза» можно сопоставить с глаголом «стрекать», которое звучит в выражении «стрекача задать» — «удрать». Это «стрекать» означает «прыгать», «шмыгать». «С которым же из этих двух омонимов «стрекоза» связано в действительности?», – спрашивает Успенский. И сам себе отвечает: «Утверждать не берусь. Возможно, что язык расценил стрекозу, вместе с И.А. Крыловым, как «попрыгунью» (смешивая ее с кузнечиком); тогда ближе второе значение». Далее Успенский размышляет: «А может быть, ее в свое время побаивались, принимая за крупное кусающееся насекомое. В этом случае «стрекоза» может значить «кусачая», как и «стрек». Наконец, не исключено и третье решение: «стрекоза» могло значить «стрекотунья» – по характерному шелесту крыльев при ее полете.

Лично мне предпочтительной кажется версия, в которой словом «стрекоза» первоначально называли кузнечика. Такое смешение названий различных растений, насекомых, птиц и животных нередко наблюдается при сопоставлении разных диалектов. Название «стрекоза» для кузнечика подходит как нельзя лучше. С одной стороны кузнечики стрекочут, что так  и подталкивает назвать их стрекачами или стрекозами. С другой стороны, попробуйте поймать кузнечика – он тут же задаст стрекача, отпрыгнет на недосягаемое расстояние.

Любопытно, но слова «стрекоза» нет в словаре древнерусского языка, зато имеются несколько омонимичных глаголов и произведенных от них слов. «Стрекать» в древнерусской литературе встречается в значениях «колоть, жалить», «мучить, терзать», «побуждать, подстрекать», а также – «стремиться». Стрекалом могла называться «заостренная палка, которой погоняли скот», «заноза, шип», «инструмент для кровопускания, ланцет».
 
Анализируя литературные тексты более позднего периода, 18 века, испытываешь сомнения: а то ли насекомое называлось в них словом «стрекоза», которое встает перед нашим мысленным взором сегодня? Например, М.И. Веревкин в «Исторіи о странствіяхъ вообще по всемъ краямъ земнаго круга» (перевод книги Прево и Лагарпа), изданной в 1782 году, писал «…курицамъ же никакова подобнаго украшенія естество не дало, пестрота перья чубарая, светлосерыя и темносерыя, пятна порядочно размещенныя, питаются червями и стрекозами, которыхъ на острове множество…». Гораздо легче представить, что курицы в силу своей неспособности летать питаются червями и кузнечиками, нежели червями и стрекозами, которые чаще кружатся в воздухе, нежели сидят на земле.

В литературе того периода упоминается и некий отшельник, который по целым дням иногда питался одними стрекозами. «Щастливъ онъ, когда найдетъ несколько медовыхъ сотовъ», – писали о нем. На ум сразу приходит Иоанн Предтеча, пищей которому служили акриды и дикий мед. Параллель в данном случае весьма определенная. Но ведь евангельские акриды – это саранча, которые в большей степени похожи на кузнечиков, нежели на стрекоз.

Стрекоза встречается в одном стихотворении Тютчева, при этом образ насекомого парадоксален:
В душном воздухе молчанье,
Как предчувствие грозы,
Жарче роз благоуханье,
Звонче голос стрекозы.
Что это за «звонкий голос» стрекозы? Разве стрекозы издают звуки, которые слышны издалека? Вероятно, поэт под «стрекозой» подразумевает нечто отличное от того, что подразумеваем мы, современные читатели.

Вернемся к басне «Стрекоза и Муравей». Сюжет для нее И.А. Крылов заимствовал у Лафонтена. Оригинальное название первоисточника «Цикада и Муравей» (фр. La Cigale et la Fourmi). Когда Иван Андреевич писал басню, еще не было в русском языке слова «цикада», оно появилось только в конце XIX века. Зато было слово «стрекоза». Но что им обозначали? В основном так называли стрекочущих насекомых или тех, которые отличались умением прыгать (кузнечика, саранчу). Народный глагол «стрекать» (стрекнуть) значил – «прыгать, скакать».

Как же так получилось, что теперь мы стрекозой называем другое насекомое? Возможно, прав Л.В. Успенский, и стрекоза получила это «имя» за шелест крыльев, издаваемый при полете. А может быть, перенесению значения способствовало литературное творчество целого ряда писателей, одним из которых и был Иван Андреевич Крылов. Коллективной поэтической фантазией был создан образ «стрекозы», не имевший четкого соответствия в живой природе. Если мы посмотрим на стрекоз и кузнечиков во всем творчестве, например, Державина, то обнаружим, что это некое обобщенное насекомое, которое может докучать лирическому герою, залетать в окно, светиться в темноте и непременно умеет петь.

Крылов не был первым переводчиком или пересказчиком басни Лафонтена и не он первым предложил называть «французскую цикаду» стрекозой. Это именование фигурирует в русской поэзии конца XVIII – начала XIX веков. Например, в притче Сумарокова «Стреказа», в басне Хемницера, в стихотворении «Стрекоза» Нелединского-Мелецкого. У Крылова (как и у всех перечисленных баснописцев) к стрекозе применяются эпитеты, которые никак неприложимы к ней с точки зрения биолога.

Все эти странности, пишет Ф.Б. Успенский в статье «Три догадки о стихах Осипа Мандельштама», легко объяснимы, если помнить о том, что в Лафонтеновой басне фигурировала цикада, которая может прыгать, подолгу сидеть в траве и считается лучшим певцом среди насекомых. Так как в русском языке не было своего обозначения для цикады, первые писатели, противопоставили труженику-муравью образ кузнечика – насекомого-поэта, звонкоголосого певуна, который в наших северных широтах является неким аналогом южной цикады.  «Кузнечик» фигурирует у М.В. Ломоносова, Н.А. Львова, Н.И. Гнедича, Г.Р. Державина. Державин, в частности, называет его «песнопевец тепла лета, Аполлона нежный сын», тогда как в другом стихотворении, «На приобретение Крыма» 1784 г., отчасти сходные функции присваиваются им стрекозе.

Таким образом, поэтами был создан литературный образ «стрекозы», совмещающий в себе признаки различных насекомых. А далее о распределении «ролей» позаботился сам русский язык, и мы стали называть стрекозу «стрекозой», а кузнечика «кузнечиком». В XVIII, начале XIX века границы слова «стрекоза» были размыты, но постепенно за каждым насекомым закрепилось свое обозначение.
Добавим, что слово «кузнечик» (от «кузнец») стали употреблять с XVII века. Раньше насекомое называли «изок». В восемнадцатом столетии встречаются также названия «коник» и «кобылка».