Я по краю ходил

Я по краю ходил между этой зимой и весной,
как крещендо симфонии чувство моё бушевало,
пока я, меломан, не столкнулся с густой
тишиной опустевшего зала,
где оркестр разошёлся, и флейта в футляр снизошла,
и в метро полуночном куда-то везут её, приму...
И Сальери пьет с Моцартом водку, такие дела,
и похоже весна возвращается в зиму.
 
Этим снегом нежданным весь мир занесён,
он и савану брат и венчальному платью...
Взгляд блуждает среди черно-белых деревьев колон,
и я, кажется, плачу.
Просто капли горячие тихо ползут по лицу,
то ли соль из души, то ли ангел написал на рожу -
так и надо, скреплю я зубами, за всё подлецу,
в сердце правду смешавшему с ложью.
 
Я пишу на снегу алой кровью своей, посмотри,
может где-то уже воскрешаясь, но здесь умирая,
и поставит мне точку последняя капля зари,
вознося и карая.
Никаких после нас не останется черновиков –
только тающий снег и слова, превращенные в лужи.
Это звонкая злая пощечина прошлых веков –
за то, что был лучший.
 
Вот и слушай в бетховенском полуоглохшем бреду,
золотую сонату, стекавшую с пальцев маэстро,
я и в доме с тобою, и голый по снегу иду –
обживаться на новое место.
Я веревку несу, для меня не наступит апрель -.
небо серой стеной, и сосульками скалятся крыши.
И по скверу бредёт голубая, прости меня, ель
и все ближе и ближе.
 
Ты кричишь мне во след, капитан, подожди:
я корабль твой, море твоё и матросы.
Тот, кто в доме остался тебе говорит: "Не шути,
он решает вопросы.
Ты сама же хотела и славы, и кучу бабла,
пусть для нас он хоть что-нибудь сделает, зая".
Но твоё Альтер эго по снегу за мной - во дела,
обнаженно босая.

Я беру тебя за руку, чтобы впитать твою дрожь,
чтоб волной твоей мелкой свою раскачать до стихии.
Ты со снегом сливаешься кожей и сердцем поёшь,
и не мёрзнем, такие.
Вот и ель голубая над нами стоит, как шалаш.
Мы как первые люди и в ветках чирикает птица,
и еще не родился чудовищный первенец наш…
и верёвка на что-то сгодится.