Vive la France

Описание:
Где-то под Смоленском, в декабре 1812 года, в расположенном в заповедных лесах поместье, встретились два солдата. Француз и русский. Мало того, что у них между собой постоянные распри, так ещё и полнолуние добавляет некие мистические проблемы.)

На затянутом бычьим пузырём крохотном окошке выступил обсыпающийся иней. Спрыгнувший с теплой русской печки Алёшка, поддёрнув стоящую колом засаленную рубашку до колен, припустил сквозь сенки на улицу, впустив в избу клубы белого, холодного воздуха.

Добежав по свежему насту до искомого нужника, мальчик скрылся за скособоченной дверью, и вскоре опять вынырнул на свет божий, прытко семеня голыми пятками к заснеженному крыльцу.

— Стой, где стоишь, — неожиданно раздалось со стороны сортира и рослая фигура французского гренадера заслонила свет, идущий от полной и яркой луны.

— Я стою, — испуганно отозвался мальчик, от страха напрудив на ноги, хотя перед этим вроде бы выжал из себя всё.

— Сколько в доме солдат? — строго спросил военный, а из леса за ним подтянулись с десяток припорошённых снегом французов.

— По сей час двое было, — прошептал ребенок. — Барин-гусар и его денщик, ваше благородие.

— А бабы в этом доме есть? — некстати высунулась чья-то усатая рожа.

— Тебе и кобыла сойдёт, — грохнул из-за плеча юмориста целый хор осипших на морозе мужских голосов.

— Веди в дом, постреленок, — сверкнув глазами в сторону подчинённых, сказал почти без акцента офицер, и процессия медленно пошла за семенящим в авангарде мальчишкой.

В сенках какой-то дурак с грохотом задел головою ведро, затем вышли к обширной кухне, где бравые воины, не обращая внимания на грозные цыканья командира, принялись жрать колбасу да накачиваться коньяком.

Затем повязали дворню: конюха Мишку проткнули штыком, впрочем, он даже не проснулся, будучи в дупель пьяным, а горничную Дашку и будить не пришлось, в результате чего вся компания, бывшая некогда частью Великой французской армии, принялась насиловать крестьянку, в промежутке между фрикциями глотая вино и ставя тумаки друг другу, ежели оный товарищ пролезал к лабазу без очереди.

Шум стоял на весь дом, и посреди этого бедлама все как-то забыли о гусаре и его денщике, которые, разбуженные этим непотребством, в одних рубашках спустились со второго этажа, дабы узнать причину, разбудившую их посреди ночи.

Четыре пистолета, к чести гусара и его слуги, оказались готовы, а потому, мгновенно оценив обстановку, были разряжены в ничего не подозревающих бандитов. Все пули попали в цель, и только тогда предводитель французов выхватил из ножен шпагу и сразу же скрестил её с русским противником.

— Изволите веселиться? — со смехом парировал удар проснувшийся полностью гусар.

— Не более, чем вы, — безуспешно попытался встречным выпадом проткнуть офицера француз.

Далее поединок проходил молча, лишь денщик Ванька, перемежая русскую речь с непотребной, ловко сумел обездвижить при помощи поломанной мебели чуток уцелевших французов, и теперь устало уселся на краешек покореженного дивана, с любопытством наблюдая за поединком барина с супостатом.

Бой между тем продолжался недолго, и гусар, приперев противника к стенке, приставил к его горлу шпагу, чем заставил француза поднять руки вверх.

— Ванька, зажги свечи, — отдышавшись, приказал князь Голицын денщику, — а то ненароком ноги переломаем, да иноземцу вина налей, я в шкафу дюжину бутылок оставил.

— Да уж, барин, — потихоньку отхлебнув из горла, проговорил мужик, — от жажды не помрем, — и протянул полный стакан к губам связанному по рукам и ногам офицеру.

Дождавшись, пока пленник выхлебает посудину до дна, Ванька с крестьянской сноровкой расстегнул у француза штаны, и подсунув под нехилое достоинство невесть где взятый ночной горшок, терпеливо дождался окончания процесса. Затем вернул всё в первоначальное положение, и, подбросив в камин поленьев, улёгся на лежащую перед ним роскошную медвежью шкуру.

— Как вас зовут? — без церемоний спросил сидящего напротив в крохотной кухоньке противника князь Андрей.

— Граф де Сад, — поклонился собеседнику освобождённый от пут мужчина, и кивком головы поблагодарив крестьянина за подсунутый кувшин с вином и холодную курицу, принялся жадно поглощать пищу.

— Вы хорошо говорите по-русски, — потягивая вино и почти не прикасаясь к пище, сказал князь.

— Также, как и вы по-французски, герцог.

— Простите, но у меня другой титул.

— В просвещенных странах, таких как моё отечество, — ехидно улыбнулся граф, — ваш титул называют именно так.

— Век живи — век учись, — усмехнулся в усы Голицын.

— Спасибо за еду, — откинулся на спинку стула граф и тихо смежил глаза. — Мы не ели уже три дня, слоняясь по этим варварским лесам, где из-за каждой сосны может прилететь мужицкий топор или голодная волчья пасть.

— Места здесь глухие, месье, — поморщился, прикоснувшись к раненой коленке князь, — а мужики понастрадались уже от вашего просвещения до такой степени, что на кол вас посадить готовы.

— Неделю назад у меня было двадцать кирасиров и столько же лошадей, — словно не слыша, продолжил де Сад, — а к сегодняшнему вечеру, во многом благодаря вам, остался я один.

— И я без стеснения прошу пользоваться моим гостеприимством, — рассмеялся князь, принимая от Ваньки сигару, в свою очередь передавая такую же французу.

— Теперь о насущном, — выдыхая клубы ароматного дыма, русский дворянин, напрягшись лицом, серьёзно заявил: — Сегодня, как вы могли заметить, полнолуние, граф. А в это время на земле властвуют силы тьмы. Это поместье — не исключение. В тёмное время ночи всё покойники, убитые в эти сутки здесь, до заката, оживают и превращаются в монстров.

— Вы это серьёзно, князь? — напрягся уже было успокоившийся на свой счёт француз.

— Куда как серьёзней, — ответил Андрей. — И для нас с вами будет большим счастьем, если доживём до рассвета, а потому советую собрать все ружья в эту комнату и по возможности зарядить. Кстати, ваших бывших сослуживцев можете не искать, Иван выбросил их за забор. Сжигать и рубить трупы бесполезно, так что часика через два, думаю, они пожалуют к нам в гости.

— Боже, и почему мы не прошли мимо…

Час пролетел незаметно, и дворяне вместе с Иваном благоразумно переместились на второй этаж, попутно завалив лестницу разным хламом, рассчитывая, что это хоть на сколько-нибудь удержит упырей и даст людям шанс дождаться рассвета.

— Я родился в этом доме, — как ни в чем не бывало улегшись на маленькой кроватке, правда для этого князю пришлось подогнуть ноги к подбородку, проговорил Голицын, — и вот в этой люльке ваш покорный слуга спал лет до восьми, витая в розовых облаках и благодаря либерально настроенному учителю, не мечтая облагодетельствовать, подобно вашему императору, всё человечество.

— Но так и есть, — изумился де Сад, — мы пришли на эту варварскую землю с самыми благими намерениями. И первым из них было уничтожить крепостное право. Это немыслимо, чтобы в девятнадцатом веке в просвещённой Европе существовало рабство.*

— Но однако же, мсье, побывав в здешних местах, вы отведали от местных угнетённых рабством крестьян дубин и оглобель. По-моему, это никак не увязывается с вашей теорией облагодетельствования всего человечества.

— Мы прошли всю Европу и везде, куда бы не пришли, встречали лишь рукоплескания и цветы. Женщины сами были рады подарить нам минуты счастья, а мужчины колоннами вступали в наши ряды. Здесь же происходит нечто невообразимое. Крестьяне, которых их помещики держат за домашний скот, бьют плетьми, насилуют, гнобят на каторжных работах, убивают. Я даже слышал, что раньше существовал варварский обычай, когда хозяин раз в год мог греть замёрзшие ноги во время охоты у раба в животе!

— Ну, это, чай, брешут, — подмигнул остолбеневшему Ваньке барин. — Эх, было б у нас время, я б тебя, душа, не православная, в баньку сводил. Знаешь, что такое банька?

— Да откель ему знать, хозяин, когда говорят, их король два раза в жизни моется, а простыни ему последний раз менял кардинал Мазарини, лет полста тому назад.

— Время, — внезапно шепнул Голицын, и по полу, откуда не возьмись, застелился плотный дымок, постепенно заволакивающий всю комнату

Внизу послышался шум, грохот мебели и чьи-то томные стоны. А затем из тумана стали выходить хромающие, кривляющиеся французские солдаты.
Пули, выпущенные из заряженных штуцеров, не принесли покойникам никакого вреда, и поднявшись по ступенькам, они впёрлись в лежащие дамбой мешки с мукой.

Это их не остановило. Преграду разбросали, и трое живых были прижаты к несущей стене, как сзади раздался детский крик. Среди ночи вспыхнуло пламя, и дом занялся нешуточным огнем, из которого несчастные в самый последний момент всё же сумели выскочить.

К утру поместье благополучно догорело, и уже к обеду, собрав то, что осталось от пожиток, они разошлись в разные стороны, надеясь всё же, что война обойдёт их стороной.

Примечания:
* (Здесь граф ошибается. Это в Польше император сделал нечто подобное, чем сразу привлёк на свою сторону освобождённых от крепостной неволи польских крестьян. В России же он почему-то на подобный шаг не решился, чего, кстати очень боялся Александр Первый и российское дворянство. В этом случае Наполеон Бонапарт был бы встречен в России подневольным крестьянством ни как антихрист-поработитель, а как долгожданный освободитель. Тогда в России французская армия испытала бы на себе не безжалостные удары дубины народной войны, а народную любовь и поддержку. Русская армия, на 99% процентов укомплектованная выходцами из крепостных крестьян, большей частью разбежалась бы, а меньшая, возможно, даже встала бы под французские знамёна)