Про друга Мишку

Хочу вам рассказать про друга Мишку,
с которым мы дружны порядком лет.
Такого парня, как дружище – Мишка,
наверное, на свете больше нет.

Всё наше детство вместе пролетело.
Мы были с Мишкой не разлей вода.
Мы, как родные братья с ним дружили,
мы с ним не разлучались никогда.

Мы в институт один с ним поступили,
и отучились вместе до конца.
Потом, полгода в армии служили,
там закалили волю и сердца.

А в этом феврале, когда Россия,
нацелилась Донбассу помогать,
мы тут же с Мишкой для себя решили,
что мы должны участие принять.

Нас наши матери, в слезах, благословили,
отцы, спасибо, поддержали нас.
И мы, по зову сердца и по воле,
уже спешили с Мишкой на Донбасс.

Полгода в армии нам мало что, но дали,
но воевать учились у дончан.
Мы все азы от них перенимали,
им воевать, талант от Бога дан.

Наш первый бой. Признаюсь, было страшно.
Когда со всех сторон свинцовый град,
я чётко слышал внутренний свой голос:
не трусь, не трусь, держись, держись, солдат.

Но мы потом в боях поднаторели,
привыкли к взрывам, скрежету брони,
мы перед боем, как и все, крестились,
и говорили: Господи, храни.

Шёл третий месяц нашего крещенья
огнём войны и боевым свинцом.
Мы с Мишкой неразлучно рядом были
под перекрёстным страшным артогнём.

Мы делали одно большое дело,
Донбасс освобождая от зверья.
Не раз меня спасал от пули Мишка,
И Мишку прикрывал собою я.

Но, вот, вчера, под натиском свинцовым,
нам довелось под пули угодить,
и Мишка, друг мой верный, стопудовый,
меня от пуль успел собой закрыть.

И, вот, свинцовый дождь затих, унялся.
Я другу Мишке с юморком шептал:
вставай, бугай, чего ты развалился,
а он в ответ надрывно застонал.

И тут я понял: Мишке не до шуток.
Прикрыв меня собой, он ранен был.
Мой Мишка-друг от нациков проклятых,
меня спасая, пулю получил.

Я закричал: «Держись, не смей, дружище».
Я Мишку на себя верхом взвалил,
и до позиций наших, к медсанбату,
я раненого друга потащил.

Я нёс его и, слыша стоны друга,
всё время с ним старался говорить:
«Не вздумай умирать, держись, братишка,
ты слышишь, Мишка, надо, надо жить».

И я донёс его до медсанбата.
Я помню, как медсёстрам закричал,
чтобы спасли от смерти друга, брата,
и Мишку в руки медиков отдал.

Впервые в жизни, стоя у палатки,
я с Богом так открыто говорил,
его просил, чтоб не оставил брата,
чтоб рядом был, помог и защитил.

Я целовал свой потемневший крестик,
я ждал врача, чтоб что-то разузнать.
И вот он, врач: «Чего стоишь, солдатик?
Друг жив, иди за друга воевать».

И я, заплакав, обнял докторишку,
чего-то, в благодарность говорил.
И я пошёл нацистам мстить за Мишку,
я храбр и зол остервенело был.

Мне мама Мишки нынче позвонила.
Волнуется: от сына нет вестей.
А у меня кадык перехватило,
и я не знал, что мне ответить ей.

Я что-то ей бубнил, мол, Мишка занят,
что он сейчас не может подойти.
Так друг велел, чтоб сердце ей не ранить.
Не мог я взять и друга подвести.

Когда покончим воевать с нацизмом,
когда, Бог даст, пробьёт победы час,
я расскажу, конечно, маме Мишки,
как сын её, меня от смерти спас.

Её я обниму и, по – сыновьи,
прижмусь к груди растроганной душой.
Я ей скажу: «Спасибо вам за Мишку,
за то, что он единственный такой».

Ну, а пока на койке друг мой Мишка,
воюю я с нацизмом за двоих.
Я бью нацистов зло и беспощадно,
за Мишку, за Донбасс, за всех своих.