Пей!
Но выпить было нечего да и денег тоже не было. Взаймы никто ему уже не давал и потому остался у него один маршрут: поплёлся он на кладбище, может, там кто чего оставил для покойников.
Шёл он медленно по тропке пыльной, жарил Мишаню июльский полдень, как карася на сковородке. Небо чистым было в тот день, облаков вовсе не было, только солнце огромное на небесном просторе радовалось и хлестало Мишаню по спине да по лысине своими лучами, будто розгами.
Чуть добрался он до погоста по такой жаре и стал блуждать вдоль могил в поисках чего нибудь огненного. На могилках лежали конфетки да пряники, а где и лимонадик дешёвый в маленьких бутылках. Мишаня бросался к этим бутылкам, в надежде, что это выпивка, но жадно сделав несколько глотков, он отшвыривал бутылку в сторону и, матерясь, шёл дальше.
Так ничего и не найдя, он в отчаянии сел на лавочку возле какой-то могилы и стал охать.
-Чего охашь? - послышался старческий голос, - плохо тебе?
-Хреново, - ответил Мишаня, посмотрев на незнакомую бабушку, которая подходила всё ближе.
-Выпивашь? - продолжала она, подойдя к нему и показав стеклянную бутылку, заткнутую кусочком старой, пожелтевшей газетки.
-А-то! - обрадовался он, увидав бутылочку.
-Так пей, раз выпивашь, - она протянула ему самогонку и он жадно схватил бутылку обеими руками.
-Ай, - закричал он, - а чё она какая горячая?!
-Так ведь огненная же водичка - то, от того и горячая.
-Больно! - ещё сильнее закричал он и хотел выкинуть бутылку, но она словно прилипла к его ладоням и стала ему, как родная.
-Пей! - сказала бабушка, - чего держишь! Пей раз хотел!
-Не могу, баушка, больно! - уже со слезами на глазах скулил он, встав на колени.
-Врёшь, поди, - засмеялась бабушка.
-Клянусь, не вру! Больно! Руки горят! Отцепи её!
Тут бабушкин смех стал усиливаться и переходить на жуткий хохот.
Он услышал, что кроме неё ещё кто-то засмеялся и, озираясь по сторонам, стал звать на помощь:
-Помо… - Но не успел он крикнуть о помощи так как увидел, что рядом никого нет, а смех этот жуткий исходил из фотокарточек, что были на старых могильных крестах.
Люди на фотокарточках, шевелясь, заливались от смеха и показывали пальцем на Мишаню, глядя на то, как он мучается, а бабушка, хохоча, выкрикивала:
-Чё врёшь, поросёнок! Больно ему, как же! Пей, пей, пей!
Вслед за ней все покойники на фотокарточках так же стали скандировать:
“Пей! Пей! Пей! “
От дикой боли в руках, в этом шумном и жутком хохоте, в перемешку со старушечьими и покойничьими воплями Мишаня потерял сознание.
Очнулся он под вечер, когда закатные лучи июльского солнца мягко ложились на невысокие травы, едва колышимые лёгким ветром.
Той бабушки уже не было рядом, как и бутылки, и фотокарточки усопших были неподвижными, смех утих, пить не хотелось.
С того июльского дня прошло уже много лет, а пить Мишане всё так же не хочется.
Каждую ночь перед сном он вспоминает ту бабушку добрым словом:
-Спасибо те, баушка, за ту бутылку, на всю жизнь напился, хоть и не выпил ни капли, а до сих пор сыт по горло.
После этого он, как всегда, достаёт мазь от ожогов и мажет свои ладони, которые, спустя столько лет, всё ещё болят.
2022
Свидетельство о публикации №122070407266