Геннадий Хорошавцев

ГЕННАДИЙ ХОРОШАВЦЕВ
(1942 - 1996)

ИЮНЬСКИЕ НОЧИ

Ночи июня! Нету светлее, чем вы, и короче.
Как вы похожи на жизни солдатские, белые ночи!
Как вы похожи на губы любимых перед восходом –
Тёплые губы любимых в садах сорок первого года.

…Вспыхнуло с запада двадцать внезапное, двадцать второе.
Пусть вам над Бугом земля будет пухом – спите, герои!
Мамам со стен улыбаются ваши ясные лица.
Многим из тех, кто вкусил вашей «каши», – ох, не спится.

Снам довоенным в старых квартирах некому сниться,
Всё потому, что где-то в четыре – чу! – половица!
…Вдовьи сердца, ещё веря, колотятся часто-часто:
Парни убитые в двери забытые будто стучатся!..

ПОСТОЯНСТВО

Не терплю провожаний и встреч.
Но люблю постоянство я!
Постоянную смену задач,
адресов и дорог.
Постигая себя
в постоянных разлуках и странствиях,
начинаешь ценить по-особому
отчий порог.

Изучая годами меня
удивленно и пристально
и годами пытаясь
моё постоянство понять,
узнавали меня
полустанки, вокзалы и пристани.
Подмигнув, светофоры
вперёд пропускали меня.

И не мог я не петь
в унисон с проводами поющими.
Подсказать бы лечение родиной
нашим врачам!
Там такие рассветы,
парным молоком отдающие!
И такие концерты
лягушки дают по ночам!

БОЛЕЮ

Болею я солнцем, людьми и домами.
Болею отсутствием писем от мамы.
Волшебным цветеньем улыбок и яблонь.
Магической гаммой хореев и ямбов.

Болею тревожным вагонным качаньем
и громом пролетов над сонной рекою.
Меня беспокоит чужое молчанье.
Чужие болезни меня беспокоят.

Ночами изводят чужие заботы,
а днем до мозолей болею работой.
До стиснутых скул — ожиданием боя.
До боли в лопатках болею тобою.

Мучительно чьи-то сомнения гложут.
Не знают врачи: я давно безнадежен.
Все боли Земли на себя принимаю.
... Болею я солнцем, людьми, и домами.

СЕНО

В сене заблудился запах дойки.
В небе звезд, наверно, миллион.
Третью ночь
в тоску свою по койкам
гвозди пуль вбивает батальон.

...Звезды. Я на них всю ночь смотрел бы
полумуравей и полубог.
Но куда-то уплывают стрельбы
и подсумок, врезавшийся в бок.

Хорошо, когда не слышно рядом
ни трубы, ни хлесткого огня...
В детстве сено тоже пахло градом
и постелью было для меня.

Мир деля на немцев и на наших,
навсегда определив черту,
колебаний никаких не знавший,
я дремал с травинкою во рту.

А потом восход, густой и рдяный,
заливал пожарами края...
Полигон гремит очередями.
Скоро будет очередь моя.