Каменная поэма
Век каменный,
разве ты
не канул,
и
каины
не отикались нам?
И,
щетиной ощерены,
мы ещё –
пещерим?
2.
Плиний
не взошёл
на борт
бегущего от всепожирающего
пекла
корабля.
Плиний возвращался
к пеплу –
ближе
к огненной пасти
Везувия.
Он
шёл в Помпеи.
Безумие!
Да.
Безумие летописца,
который предпочёл
спасительному трапу –
путь в историю.
Корабль ушёл,
Плиний остался.
Снимаю шляпу.
3.
Семь перекрёстков
от Гудзона –
толпятся
небоскрёбов каменные столпы.
5-я авеню
дрожит многотонно
в памяти моей,
боюсь,
уроню.
Полдень.
Наклиненные ночью стриты
выдыхают шампуня пар.
Если бы я был
при жизни знаменитый –
благоухал бы,
как Нью-Йоркский тротуар.
Ветер с залива – дикий гурон –
раскачивает факел
монументального дара Франции
и,
опрокидывая урны,
наносит культуре урон,
гоняя по Манхэттену
сэндвичей
обёртки
и фракции.
А сзади –
на Гудзоновом море –
сидят корабли –
до ватерлинии
у них – «ядер»,
таких,
что не снились
ни Плинию,
ни Везувию.
Это – следующий
пепел –
пепел умов.
4.
Доигрываем
с нашей эрой
«блиц».
Поскрипывая
кирзой
пока ещё
лиц,
залезаем
в
Мезозой –
в каменный век,
чтобы
в стане
прямоходящих ящеров
своё показать лицо –
настоящее.
Можно:
ниже рептилий –
в эволюционный утиль.
Ласты приладим
и жабры
и – в жабы.
Если по Дарвину верно,
что эволюция – нервы,
и
даже двуклеточные –
черви
имеют ген самоубийцы,
что говорить о птицах!
Тем более о первых
лицах
животного мира?
Вира!
по-быстрому: вира!
иначе,
радиоактивные черви
размажут
по стенкам
блюдца
каменного каньона
наши 1-е лица
и,
повечерев,
каменно
улыбнутся.
5.
Что мне
билдинги и мусор
каменной Америки,
когда дома –
на семи холмах –
готовы
каменеть
люди
и скверики.
Камни уже
перестукиваются в умах,
так,
что глаза бегут
вон,
и только сердце
тёплым
языком
пытается отогреть
от
идущей со всех сторон
стужи,
и
всё громче стучит
в каменный мир
моего разума,
как в колокол!
Или
хочет выпустить
стон,
или само –
живьём
вывалиться наружу,
чтобы –
волоком
вытянуть нас
из дней
камней.
6.
Каменные пустоты
городов.
В «Метрополитен» музей
или
в Эрмитаж
даже не надо
подмётками клацать –
ни врагов,
ни друзей,
местами:
обугленная сирень
или
голый ствол
чёрной акации.
Каменная гравитация
«великих»
ядерных наций.
7.
Век каменный!
Создан нашими руками.
Он врос
в мозга
ожиревшую пашню
так,
что даже
с высоты
карниза
«Эмпайр Стэйт»
башни
эллипс
траектории глаз
самопроизвольно
катится вниз.
Бис Америке!
И
России – бис!
Там
с «Эмпайра»,
тут
с Останкинской –
падаем.
Всё ближе –
низ
конечной станции:
«Заипись».
Падаем,
не глядя,
в
век
всех
начал
– в ядерный.
8.
Век ядерный!
Ты – камень
и камень,
или
«камня на камне»?
Как мне
твою поступь
постичь?
Ты
куда мне дорогу
мостишь?
В добиблейскую тишь,
в доязыческий крик
первородный,
или
в поры
гриба водородного,
или
к пращуру Зевса –
Урану,
и –
детей пожирателю –
Крону?
Я
нажимом пера
объявляю тебя
вне закона!
9.
Взгляд истощив полностью
и,
сердца бой износив –
из последних сил
почти обугленного голоса
кричу,
заглушая эпох децибелы –
Луна –
в крестовине прицела,
как малая
птица!
Куда переедут 1-е лица
и божья охрана,
когда хрустнет мир,
как баранка,
и
Солнце
ослепнет
от света,
которого – нету?!
10.
... Взгляду Плиния
открылась сцена окаменевшего ужаса:
камни смеялись, кричали, ужинали.
Некоторые тела – голые. Целуются головы.
Каменное вино на каменном столике
у изголовья
пепел поймал
всё – вместе с любовью.
Каменная идиллия:
мама укладывала сына спать,
камень ребёнка капризничает.
Над всем этим висит невод
окаменелых капель огненного ливня.
Помпеи приняли,
но не отпустили Плиния.
Свидетельство о публикации №122070205980