Прелюдия к маршу прощание славянки

Табурет вместе с полом –
     волнами,
или это
     раскачалось тело,
или сердце, когда-то смелое.

Этажом ниже: крайний подвал,
оттуда кровь глотала Нева,
оттуда
     в реку стекали
бывшие жизни
     вместе с фекалиями,
поэтому пол
     всегда качался
без перерыва хотя б на час.

Без перерыва молола машина
поэтов и маршалов
     неустрашимых,
а если кто
     кровью не плакал,
могли,
     как почётного… на кол!

Помнишь, музыка в городском парке?
Ты тогда в платье… ярком…
и я,
     молодой комкор…
оркестр о том,
     как прощались славяне.

Прощались. Да… расстелив
     настил
на кости братьев,
пировали долго. В красном
     платье
князь Олег
     во главе веселья –
даже в мёртвых вливали
     хмельное зелье…

…Ты звонко смеялась,
глядя на двух басистов,
у одного солнце прыгало в усах,
когда выдувал своё «эсто»,
мы танцевали.
     Играл оркестр…

…хотел рассказать тебе о ком-то.
Да!
     табурет посреди комнаты,
совершенно пустой,
     как вакуум,
далеко за стеной
     дождь плакал.

Далеко… где-то, может, в Афинах.
Это походило на съёмку фильма:
Табурет в Питере,
Дождь в Греции.
…Дали воды.
Не отогреться.
От пустоты
не создали влаги,
от пустоты
хорош даже лагерь.

Придумываю: за стеной цветёт акация.
Придумывай что хочешь,
хоть полный карцер.
Можешь вспоминать
жизнь
      с пелёнок,
греясь под солнцем
      палёным.
Здесь «солнце» –
      «лампочка Ильича» –
греет так,
      что мёрзнет моча.

А дождь не в Греции –
      на Литейном,
и он не плакал,
а выл, как бейный
бас
      о
         нас.