Покорители тайги

Собрались как-то мы в тайгу – друзья,  какая прелесть.
Вот в электричку на бегу запрыгнули, уселись.
Народу в ней не перечесть и мы там прикорнули:
Шалам, Димон, Ворчагин Паша и малахольный Шурик.

Народу много, но тайга, она ведь всех укроет
И растворится в ней толпа, где по двое, где  трое.
А вот один сидит и пьёт мужик под красной рожей,
Его никто недостаёт, ни тёща, ни прохожий.

Пропьется он насквозь в тайге, но дома встретят лаской,
Приволочет он горбовик брусники спелой, рясной
И не решить супруге той таёжную задачку,
А  он на рынке всё купил, распотрошив заначку
И  так он ездит каждый год и каждый раз в героях,
Ну,  его можем мы понять, а скажем эти двое.

По  виду он ещё студент, она ещё моложе
И на романтику тайги им наплевать похоже.
Сойдя по сумеркам уже, под крик желны к ненастью,
Пойдут в тайгу в нетерпеже, охваченные страстью.

И ночью в полной темноте забрались резво в гору,
И на поляне в темноте наткнулись на опору,
А на опоре лестница, а ночь хоть вырви глаз,
Студент скомандовал, вперёд, там наверху лабаз.

Минут пятнадцать лезут вверх по лестницам крутым,
Когда же кончится уже, достал её экстрим.
Ну,  слава богу, наконец, закончился подъём,
Площадка ограждённая, весь мир, и мы вдвоём.

А утром в полной тишине раздался дикий вой,
Трясёт студента: -«Объясни, где мы сейчас с тобой!?»
Парит площадка над тайгой, купаясь в облаках,
В ней нет ни одного гвоздя; был лишь топор в руках,
Срубил гулаговский мастак; лет пятьдесят тому.
Старушкой будет вспоминать, рассказывая внуку.

На стыках по ушам стучат железные колёса,
За дверью в тамбуре ночном мерцает папироса.
О многих можно написать романы и пародии,
Шалам командует: - «Пора, Подкаменная вроде».

Темно, хоть выколи глаза, куда теперь шагать?
Решили здесь заночевать: поесть, попить. Потом поспать,
Губу тут раскатали, но сверху рык из темноты:
-  «Ну, где вы там отстали?»

И вот гуськом идут вперёд, за коренного Юрик,
За ним Димон, Ворчагин Паша и замыкает Шурик.
Вожак шагает с фонарём ему почти, как светлым днём,
Зато все камни и пеньки достались тем, кто позади.

Один запнулся за валун, другой на пень наткнулся,
Последний в лужу сиганул, чуть слышно матюгнулся.
Шагают ночью мужички пятнадцать километров
На покорение тайги отважно и конкретно.

Пришли до места часа в три, накрыли балаган,
Костёрчик  развели, поели, приняли по сто грамм.

С утра пораньше собрались примерно так к обеду,
Подались ягодку искать, за атаманом следом.
Идёт он бодро впереди, на ягоду заточен,
Найдёт полянку, оберёт верхушки и, короче,
Пока мы подойдём втроём, с природою общаясь,
Старшой рванул уже вперёд, с полянки удаляясь.

Нам не до ягоды уже, не потеряться б, люди!
Но Паша парень непростой и он терпеть не будет
И начал втихаря бузить и Шурика подначил,
За это морду надо бить, а как ещё иначе.

А Шурик, он ведь дипломат, согласен, правда, с нами
И даже попинать он рад чужими сапогами,
Он между струйками пройдёт сухим из под дождя,
Нет, Паша, с ним не одолеть такого бугая.

И Паша заговор свернул и обратился к Димке,
Но разговор  их утонул в таёжной сизой дымке.

Забыт и завтрак и обед, и вдребезги разбиты,
Мы вышли к вечеру на склон пологий и открытый.
Напротив сопка лысая – работа лесоруба.
Берёза, лиственница, кедр, сосна – там дали дуба.
Порвали землю трактора, всё вывернули шины.
Чертей  с вилами не хватает для полноты картины.

Палатку семиместную поставили в сторонке,
Сварили щи с капустою, добавили тушёнки.
Достали спирт, разбавили водою ключевою
И тут из леса вывалил какой – то чёрт с трубою.
Подходит мужичонка общительный такой,
Рюкзак станковый с печкой снимает с плеч долой.

Железную печурку сварили мужичку,
Несёт её от станции за тридцать вёрст в тайгу.
Живёт  в лесу он круглый год и летом и зимой,
Лишь отправляет весточку с оказией домой.
Мужик  ангарский, чай попил, от спирта отказался,
Побалагурил, пригласил к себе нас и подался.

Ещё до ночи далеко, но тени удлинились,
Мы пили, ели и вообще беспечно веселились.
Шёл в ход весёлый анекдот, да и рассказ забавный,
Димон рассказчик ещё тот; правдоподобно главное.

Но Паша, трапезу справляя, заметил первый ведь:
-«На сопке что-то  шевелится – по-моему, медведь»!
Все разом как-то присмирели, давай смотреть туда,
У Шурика вдруг появилась подзорная труба.
В трубу увидели завал, торчит пенёк оттуда,
Но, Паша сомневаться стал:- «Запрятался паскуда!»

Немного  выпили ещё, а много и не надо,
Чтоб все заметили  в тайге уже медвежье стадо:
- «Возможно, ли от медведя в погоне увернуться?
Да, если дать на виражах медведю поскользнуться».
Ответил Юрик на вопрос, возникший в кутеже:
- «Дорогу смазывай почаще на каждом вираже».

Но, шутки шутками друзья; в тайге уже темнеет
И  злая нечисть вокруг нас становится наглее,
И гомоном  на всю тайгу пугали мы медведей,
Наверняка не сладко им от этаких соседей.

Спиртное кончилось и нам подавно жутко стало,
Бегом в палатку забрались, и там не полегчало.
Димон зубами простучал: - «Сейчас бы нам двустволку»,
Тут Паша лапу увидал, медвежью, через щёлку.
О чём наш Юрик думал, история молчит,
А Шурик отключился – со страху крепко спит.

И снится Александру сон, сейчас, сию минуту.
Под мухой в церковь входит он и в шапке почему-то;
Его встречает местный поп, легонько торк кадилом:
- «Куда ты в шапке, подшофе и с некрещеным рылом!?»
Всё это происходит под колокольный звон.
А мужиков корёжит тяжёлый, жуткий сон.

Очнулся Шурик с бодуна и видит от порога;
Картину Пабло Пикассо, а может и Ван Гога.

Все крепко  спят, и Паша спит, рукой вцепился в кружку,
В другой руке топор блестит, нож сунул под подушку.
Проходит несколько секунд плюс полсекунды минус
И кружка бьёт по топору, как взрыв пехотной мины.

Сей звук гудящий, как набат, и разогнал зверьё,
Спасибо друг ещё попьём за здравие твоё.

Вот, наконец, пришёл рассвет, все страхи улеглись,
Мы  до обеда налегке по сопкам разбрелись.

Катился полдень по тайге, прекрасное мгновенье, 
Пробило солнышко хвою и ветра дуновенье
 Приносит аромат цветов, вздыхает Шурик томный,
 А  ухо уловило звук набата отдалённый.

Он  бросился бежать наверх, на сопку, до вершины.
Вдруг видит морду медведя через кусты малины.
Со страху, подвело живот, и ноги подкосились,
 Но  тут на лбу у медведя рога вдруг появились.

Да, появление рогов, его в тот раз спасло,
Ведь дальше болей в животе его не пронесло.

Похоже, что у медведей рога растут как у людей.
Медведка мол - пока он ночь урчал на пацанов,
Ему  с соседом медведём  наставила рогов.

Чем дальше Шурик смотрит, тем больше веселеет,
Верёвочку увидел у медведя на шее,
На  ней бубенчик медный, то звякнет, то сверкнёт,
Совсем  не в зоопарке такой медведь живёт.

Вернулся он до лагеря, команда уже в сборе.
Налево и направо кругом глядят в дозоре.
Собрались вскоре вчетвером, пошли тропой к дороге,
Мы, оставляя позади, волненья и тревоги.
Лукавый Шурик промолчал, не рассказал и кратко,
Он помнил жертвоприношение на выходе палатки.

Да, худо - бедно вышли мы на лесовозный тракт,
А вскоре пара отморозков нарушила о мире пакт.
Быть может Юрик, что не так сказал о жизни нашей,
Ну, в общем, Паша и Димон тут заварили кашу.

Слетели вмиг горбовики и рюкзаки в кювет,
Наш Шурик, тот естественно, принял нейтралитет.
Ой, что там было, боже мой, клубок в грязи и пыли,
ОМОН, спецназ и ВДВ и рядом не ходили.

Димон, расплющенный внизу, пошёл на крайний случай,
Плечо решил он укусить в неведенье дремучем,
Но зубы только обломал о шкуру бегемота,
Её наш Юрик получил от господа за что – то.

С Чужим и Хищником бугай недолго разбирался,
Сложил обоих в колею, сел сверху и дождался,
Когда  озвучили ему текст о ненападении
И   были сведены на нет все остальные трения.

Мир заключили, добрели до скорой электрички,
Всё наше вывезли с собой, всё до последней спички.
Набрали ягоды, грибов, есть шишки в рюкзаке.
Но часть души мы навсегда оставили в тайге.

                Декабрь 2010г.