Оп 2-293

Опять день, когда глаз пирата словно посыпан пеплом – и ничего тут не поделаешь, все колодцы пусты… Ударял несколько раз в большой колокол, но никто из кают не выходит сегодня; мелькнуло в окнах несколько взлохмаченных сном голов, но и только – никаких посиделок на палубе… (Хер ли, ещё два месяца впустую будут телепать по морям, добираясь до "рыбных" районов...)


Здоровые пираты процессией сопровождают заболевшего одноглазого в больницу; потом больные пираты - его же,  умершего на кладбище... Последнее приветствие заболевшему; последний укол умершему... Четыре ребенка пирата пеленают родившегося; четыре старика пирата хоронят умершего. Четыре старика пеленали родившегося мертвым, четыре ребенка хоронят умершего, который воскреснет... В больнице туман, а на кладбище черная ночь. В больнице запотели все оконные стекла, а на кладбище все колодцы до краев полны черной водой. В коридорах больничных под ногами шуршат то опавшие листья, то волны... Детский пиратский сад привели в дом престарелых пиратов и все льются и льются бабушкины сказки: «здоровый одноглазый пират ударился о серый камень и так ушибся, что попал в больницу, а там он ударился о камень черный... На воле вольным ходил, а в больнице уже пошли всякие целебные ящички и в один прекрасный день гробы завезли... Все было как-то странно, противоестественно: ясное утро на море; днем вдруг падает туман, и туман этот упорно не желает рассеиваться - так и провалился в ночь...» Детский пиратский сад привели в туман, а старшеклассников сводили на кладбище, они уже с удовольствием пробовали черную воду... «Что здесь?» - спросили в туман. – «Больница пиратов» - ответили из тумана. – «А кто говорит с нами?» – «Больные пираты»... «Дети, в больнице тоже есть школа, только в ней изучают не гранит знаний, а туман знаний. После окончания школы, т.е. больницы всех ведут в черную ночь, на черную землю, в которой вырыты черные ямы, под черное небо, с которого машут черные дубины. Задача в том, чтобы попасть только под свою дубину и свалиться лишь в свою яму – из чужих вы всю жизнь будете вылезать, не обретёте покоя и рая»
Сначала только больные деревья спиливали и свозили в больницу... - но теперь и больные корабли пираты тоже медленно и печально толкают по суше в ее направлении, подкладывают те же деревья, чтобы лучше катились...


«Постойте, пираты, не чрезмерная ли мрачность?» - «Мы тренируемся; так боремся со страхом. Чтобы, например, не раздражаться ни в больнице, ни в гробу. В этой больнице даже телевизор по хорошему не посмотришь - все время туман, а в гробу всего растрясут, пока донесут, а напоследок еще и уронят - вот, видите, еще раздражаемся!» (На самом деле, все раздражены смертью одноглазого, она всех напугала и сбила, разрушила конкретные планы...)


Чистый, нежных тонов лакированный стол, ярко освещенный настольной лампой – удивительно и приятно; федоскинская миниатюра, яркая, нежная, лакированная тож – удивительно и приятно; авто красивое, костюм красивый, носки и болты – и те красивые… «Но я-то почему некрасивый и одноглазый? Эта красота только унижает меня своим олимпизмом. Богов производим, рисуем, друзья мои, богов, а это дело подсудное. И надо быть фасадом - ни улицей, ни домом; вечно не жить, а выступать…» (Т.е. двоякие у одноглазого ощущения от жизни на заработанные в море бабки... И это ещё не упомянуты чистые и  нежные, красивые и лакированные бабы, удивительно приятно берущие в плен... И пока разберётся одноглазый в своих ощущениях, опять без бабок останется - и опять фасад на задний двор поменяется, где всё грязное и грубое, некрасивое и натуральное...)


Сидят пират с женой в уюте, пьют чай и даже федоскинская миниатюра на столе лакированном лежит, но за окном тьма и гнусные звуки. «Это лак добывают; деревья пилят; чай расфасовывают…» – «И это федоскинцы гуляют». – «Что делать, милая? Максимум, что мы можем сделать, так это свет на всех улицах повесить, музыку включить, из пульверизатора все заводские здания обрызгать яркой краской...; а по праздникам фейерверки можно делать – только выдумывайте праздники…»