***

 «Я завидую ей, молодой и худой...»
 - так одна баба о другой сказала.
 А я – чуть ли не каждому
 с блютусом в ухе и велосипедными носками из-под коротких штанов.
 Пазолини их вылавливал на рабочих окраинах,
 А у нас они – вместо фонарных столбов.
 Но самые хорошие – в пригородах.
 Прав Пазолини.
 В пятницу закрою лавку пораньше - и за баранку.
 В эту самую страну..страну, или республику - Новороссию!
 Только так сексуально – ноги в раскоряку – давить на педали
 и орудовать рулем, будто хочешь его отвинтить к ****ей фене,
 у меня все равно не получается.
 Получается – мажор на папиной тачке.
 С разрешения обоих родителей.
 Поэтому лучше общественным транспортом:
 все может начаться еще в потной маршрутке
 с горсти мелочи в мохнатой лапе,
 с подслушанного имени, или названия остановки.
 «У девятого дома остановите!»
 И – кубарем – вслед за мишкой.
 Вывалился – «миш, ты что ль?»
 Мишка в цирке.
 Я – в мишкиной клетке.
 Дети – за клеткой – посасывают эскимо.
 И ждут, когда же мишка его (то есть меня) съест.
 А мишка уж сам сосет эскимо,
 ест из рук и стоит на задних лапах.
 Даже на велике и на роликах умеет.
 И в качалку в тугих трико ходит.
 А еще у мишки собака-овчарка,
 машенька из параллельного потока
 и айпод с порнухой.
 Самой обыкновенной, разумеется.
 Так что, детишки – в пролете.
 Остаются – окрестности.
 Мишкины края.
 Пять минут по грунтовой дороге от города.
 Сосны. Озеро. Узкоколейка.
 Косоглазый ларек на руинах вокзала,
 ржавая истерика пилорамы.
 и голодные слепни в пол-ладони.
 Здесь, когда-то добывали уголь.
 Потом, в одночасье, все кончилось.
 И уголь, и терпение.
 Аккуратные домики разметало душистым приливом по горам – по долам,
 а те, что уцелели, сгрудились у станции,
 будто дачники на тюках в ожидании поезда.
 Мишку из этого болота выдернул Леший.
 Повыдавливал угри, отскреб пятки, посадил на оклад в офис.
 Чем все кончилось – ежу понятно.
 И не интересно, в общем.
 Так что, прощай, край угля и труда!
 Здравствуй, дорога в никуда!
 Но - через шахту: а то уже мутит от кофе с бензином.
 Вечерний слет.
 На поле так тесно, что несколько расписных хвостов вывалилось за ограду.
 Ментовские баррикады на въезде.
 Сотню – парковщику, сотню – тетеньке за стойкой,
 чтоб подожгла запал под творением итальянских террористов.
 Еще минута – и можно жить.
 Изучаю носки.
 Потом – морды.
 Выборочно.
 Случается, подвожу в город. а теперь, что: (  горящие хаты, грязь, гарь, пепел, копоть, руины, беспочвенно -  выжженой земли. Изнасилованная -  жизнь, юго - востока.  Глаз болит, щурюсь от горя и обречённости, невозможности, беспомощности )
 Чаще – пассажиром - зависаю на ничейной земле.
 Уже не на небе, но еще не в котле..