Поэма Памяти

   
Всему есть срок, и бог земной
Почил сном вечности глубоким.
Но даже мёртвый, неживой,
Он для живых остался богом.

А я, что знал я о себе?
Я жил и в счастье слепо верил.
Лишь были ведомы  судьбе
Мои находки и потери.

Двадцатый съезд. Пора надежд
На счастье, и никак иначе.
Коммунистический рубеж
Невдалеке уже маячил.

Осталось только поднажать,
А там… Что там, никто не знает.
Народ лишь начал прозревать
И ничего не понимает.

Деревне дали паспорта,
И повалили люди в город.
У всех была одна мечта –
Зажить без всякого надзора.

Еще газетам верят все,
Противных нет в помине мнений.
Почти на каждой полосе
В призывной позе новый гений.

Страна на взлётном вираже
Летит с космическим размахом.
И новый вождь всем по душе,
Что не внушает людям страха.

Был трудовой рабочий рубль
Вполне по ценам магазинным.
По выходным барачный клуб
Цвёл штапелем и крепдешином.

Завыл в посёлке первый «маг»,
И завихлялись «буги-вуги».
Стригут дружинники стиляг,
Берут воришек на поруки.

А за барачной полосой,
Цепляясь к городскому краю,
Растёт хрущёвский самострой
Из насыпушек и сараев.

По всяким праздникам у нас
Поют заливисто гармони.
Звучит «Подгорной» перепляс,
Ещё частушки не в загоне.

Не в моде френч и сапоги,
Но произвол ещё обычен.
И Пастернак попал в враги,
И Солженицын  возвеличен.

В литературе этих лет
Куприн и Бунин в громкой славе.
И снят с Есенина запрет,
И обретён Васильев Павел.

Жизнь примирила вроде всех.
В моём бараке отставные
Охранник лагерный и зэк
Гуляют вместе, как родные.

Я верю в правду и добро,
Хотя вокруг немало злобы.
Уже вплотную подошло
Мне время счёт платить особый.

Но я от страха не продрог.
Что мне чужой и горький опыт?
Я за собой не слышал топот
Железом кованных сапог.

Судьба дала мне честный путь
И опалила душу смутой.
И сквозняки пронзили грудь
Сердечной  горестной остудой.

                -2 -
Я прожил  жизнь в другой России,
Чем та, что вкруг меня была.
Года советские немые и россиянские лихие –
Сквозь них судьба меня вела
Тропою Пушкина и Блока.
Жизнь не была ко мне жестока,
Но сам я был к себе жесток,
И усмирял упрямство строк…

Я прожил жизнь, не помышляя,
Разбогатеть, войти во власть.
И жил легко, как бы играя,
Мной лишь одна владела страсть:
Любовь к Отечеству, что пало,
Изменой мерзостных вождей
И жутким призраком восстало
В казнящей памяти людей.

И никому спасенья нету
От боли, жалящей умы.
И выпал долг сказать  поэту,
Что изменили Правде мы.
Что мы – предатели России,
Кто взрослым был в тот страшный год,
Когда кремлёвские витии
Советский предали народ.