Из мемуаров любимого зятя

  Старая кочерга - хранительница домашнего очага имела обыкновение ворошить в памяти истерические забытия, нежно называя печенегов печенюшками.
  Всё уменьшительно-ласкательное соответствовало её мировоззрению, изобиловавшему перепадами настроения.
  Не женись я на своей не встретил бы Зиновьевну.
  Крылатая фраза: "Не в обиду тебе сказано", обращённая не к зеркалу в комоде и не к австралийскому варану Комоде, а непосредственно ко мне, надолго запечатлелась в моей издёрганной памяти.
  Вспоминаю как домашняя работа горела в её руках пока я вальяжно возлежал у разожжённого ею щепкой от разбитого рояля камина, выслушивая постоянные нравоучения и в свою очередь читая ей вслух нотации.
  Вот что мне в ней больше всего нравилось - она никогда не жаловалась на подорванное в нескольких местах здоровье.
  Соседи поговаривали, что атеистке Зиновьевне подвластна восстановительная литургия, во время которой происходит главное таинство – Евхаристия: под видом хлеба и вина верующие вкушают Тело и Кровь Христовы.
  Перед началом службы прихожане пишут записки о живых и уже ушедших в мир иной - процесс чем-то напомнающий вкладывание записок с пожеланиями в иерусалимскую стену Плача.
  Тёща в переднике с вечно сбитыми задниками моих ботинок, которые она с особым ожесточеним донашивала, оставалась для меня загадочным существом во всех своих проявлениях.
  Мне навсегда врезался её вопрос: "Мертвая тишина смертельна?"
  Это наводило на нелестные воспоминания о "Матросской тишине", где меня мурыжили с полгода.
  Когда-то она подвязалась в общепите и до определённой Богом поры призыва к себе не могла избавиться от привычки недоливать, обвешивая себя серьгами и ожиревшими ожерельями из колбасок с мини рулонами туалетной бумаги, которую экономно использовала вместо пластиковых салфеток к столу.
  Она как кондуктор в допотопном троллейбусе отрывала листочки и торжественно вручала их в виде презента нам с женой и измазюканным детям со словами: "Пронесло не пропоносило - не к столу сказано".
  Это можно было назвать технической экспансией эпохи утопизма, но я осмотрительно воздерживался от подобных высказываний.
  Зиновьевна как никто умела создать радушную обстановку в доме, после чего уже ничего не хотелось. Вечная ей память (гори она голубым огнём).