Самый тёмный час - перед рассветом...

По мотивам «национальных особенностей».

Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни. Спиноза, Этика, ч. IV, теор. 67.
(Эпиграф Эрвина Шрёдингера к лекциям 1943г. "ЧТО ТАКОЕ ЖИЗНЬ с точки зрения физики?")

Тогдашний октябрь был – холод собачий.
Работал на крыше склада парашютов – это приблизительно 4 м. над полем аэродрома. Залезал туда со стремянки, а т.к. высота стремянки только 3,25 м., то выше надо было ещё и запрыгнуть. Облокотился на крышу, подтянулся и, оттолкнувшись от последней ступени стремянки, «запрыгнул». Когда почти встал на ноги, услышал весёлый звук упавшей стремянки. Посмотрел вниз - путь к возвращению на грешную землю невозможен.

«Всё, можно впадать в отчаяние».

Что делать? – первый из двух сакральных вопросов, присущих русскому человеку, категорически взбудоражил. Второго - кто виноват? – не возникло, т.к. был один, если не считать больших птиц, кружащих надо мной. Нет, это не были коршуны или тому подобные стервятники, чтобы склевать меня (хотя мною можно и подавиться – если Маяковский говорил о себе: «Я из мяса и костей весь», то во мне сравнительно больше второго из упомянутого рагу – может потому, что купили в магазине?). Это были аисты – собиравшиеся отнести меня кому-нибудь в подарок (мама, когда был маленький, рассказывала, что нашла меня на острове, около коровы, которая зализывала на моём лбу вторую макушку – эта мамина наивная метафора составляет, тем не менее, историческую правду, т.к. на моей бестолковой голове образовалось две макушки - вторая надо лбом, которая и является, якобы, результатом парикмахерской деятельности упомянутой коровы, что дало мне ещё и вторую фамилию на некоторое время: Закруткин).
Кроме аистов в воздухе, мне молча сочувствовали на поле аэродрома, сиротливо стоящие несколько самолётов.
Если спрыгнуть, можно разбиться, т.к. земля мёрзлая и бетонные ступени склада на расстоянии прыжка.
Пошёл по пресловутой крыше по периметру: два-три места позволяли как бы спастись, но при этом обещали покалечить.
Передо мной замаячила не весёлая перспектива смерти (не в яме, но и без Аиды. Кстати, в глубокой юности, в Туле побывал на нескольких представлениях опер Саратовского театра, в т.ч. «Аиды». И был потрясён. Конечно, музыка, голоса, декорации, хор – да. Но, не зная сюжета тогда, по своей впечатлительности был ошарашен её pointe: Аида добровольно и тайно спустилась в подземелье, чтобы встретить там осуждённого на смерть Радамеса и умереть вместе).

«Да, есть из чего впасть в отчаяние».

Ещё побродив по крыше с печальной мыслью, обнаружил сравнительно близко растущее дерево и вспомнил барона Мюнхгаузена. Одно из двух: либо он утонул в болоте, угодив туда вместе с конём, либо ... (как говорил ироничный Швейк: «Одно из двух: либо пациент жив, либо пациент мёртв»). Просвещённое человечество знает, что выбрал Мюнхгаузен. Правильно – жизнь, потому что голова у барона была думающая, а рука сильная – и он вытащил себя за волосы из болота, разумеется, вместе с конём.
Очевидно невооружённым глазом, что мне далеко до милого моему сердцу Мюнхгаузена, во всех смыслах, но последовал его примеру и предпочёл жизнь, потому что ничего ещё не успел совершить героического - даже обнять Джемму.
Коротко говоря, попёрся к дереву - спускаться. Как – это надо рассказывать отдельно и в другом месте. Однако, не буду преувеличивать свой смертельный трюк: спускался-то без лошади (правда, у меня была нелёгкая сумка с инструментом, которая оседлала меня, как барон – своего коня).
Да, а ведь спустился-таки – несколько ободранный, но в общем живой, чтобы, как было сказано: «ногою твёрдой встать при море», т.е. при аэродроме. Опять нет повода не выпить.
К чему привело это эпохальное событие, почти героический поступок, мини подвиг, удачно завершившийся? К философскому резюме: чтобы что-то получить, надо чем-то пожертвовать (ободранностью за спасение, хотя бы и временное).
Что сказано в «Особенностях национальной охоты»?

«Не надо впадать в отчаяние».