Из поэмы Третья часть54

Промчались годы, предсказанье
сбылось уж в двадцать первый век.
Заполонило мне сознанье:
явился "чёрный человек"
в плаще, но с атомной дубиной,
воюет, подлый, с Украиной.
М. Лермонтов был удручён,
его герой тот уличён.
Дурное будто сновиденье,
проснуться хочется скорей,
чтоб с корнем выпластать пырей,
исчезло чтобы раздвоенье.
В пространстве-времени чтоб дни
продолжились в святой любви.

Друг чуткий Лермонтова Мятлев
в Париже чувствовал страну,
всегда в возврат он верил свято
и даже в снежную пургу.
Владимир Венедиктов вскоре
вдруг одержал победу в ссоре
с великой памятью Души.
В стихах изъянов не ищи.
Бывают бури золотые,
так Апполон нам Майков вдруг
сказал, преодолев испуг,
слова, конечно же, святые.
Его Полонский поддержал,
до качки в бурю всё он сжал.

Все занавешенные окна,
а на столе арапаша*
И вился по-над шеей локон,
и таяла во мне Душа.
Стегал коней ямщик легонько,
подпрыгивала звонко конка,
и строками мелькал простор,
не клеился с ним разговор.
В сухом остатке – камень грусти,
Печорина по низу тень.
Стекает по закату день,
дожди косые тихо льются
и мочат, мочат имидж, нас.
Прощай, воинственный Кавказ.

Мы с Фетом ищем слово чести,
гнедого ловим с ним коня.
Слова чтоб стали текстом песни,
Григорьев подсказал, ведя
коня в суровом беспросвете
с настойчивостью от Поэта
он передал поводья мне.
И оказался я в седле.
Но скоро "воззовёт свобода".
Иван Тургенев в ропот дней
с Сергеем Дуровым коней
выводят тихо из-под свода.
"О род людской, как жалок ты".
Ты воплощенье пустоты.

Да, Николай Некрасов в грусти.
Поэт он, дважды гражданин,
не предположим, но допустим
он был бы слова господин,
тогда бы не было сомнений
на тройке мчащихся мгновений,
парадного подъезда лет.
Некрасов – бедности Поэт
и женщин своенравных в поле,
в дому – покорная раба.
Ей целый Мир была изба.
В её столь разной тяжкой доле
есть счастья проблески, тепла.
Она по-своему мила.