Два креста

Умер Мыкола. Совсем. Не дышал даже. Повезли его хоронить. Лежит себе в гробу и представляет: "А ну как встану я сейчас, распугаю всех, вот смеху-то будет - хлопци все разбегутся, дивчата в обморок попадают, собаки на мисяц голос потеряют..."
И так это ясно себе представил, что даже улыбнулся уголками рта. Или показалось? Во всяком случае, мальчик-служка, шедший рядом с гробом, резко в лице переменился и попятился в сторону. Но больше, кажется, никто не заметил.
Закопали Мыколу. Душа его мятущаяся оборот по Миру сделала, все дела закончила и вернулась, чтобы предстать перед Божьим Судом. Всё как обычно, всё как у всех - длинный тоннель, свет в конце этого тоннеля, встречающие - родители, раньше него умершие родственники, друзья... А потом отвели его к воротам Великого Суда. И там - очередь. Смешно!
Кто голову склонил - молится, кто слёзы льёт заранее, кто спокоен и смиренен ("А куда уже торопиться, о чём беспокоиться? Будь что будет!"). Глядя на последних, и Мыкола успокоился. А чего ему - не убивал, не прелюбодействовал, в церковь ходил, причащался, в кассу копеечку с каждой зарплаты относил. Место в раю должно уже быть заготовлено...
Вызвали его. Даже не понял сначала, что это его призывают - звук, вроде, зычный, громогласный, но как сквозь сон или через беруши, доходит с задержкой. Зашёл. Присесть негде. Ну, ладно, недолго - можно и постоять. Ждал, что сразу вердикт вынесут.
А вокруг - как дымка белая (туман либо пар), золотым подсвечена, и через неё даже ног своих не видно - в воздухе паришь как будто. Чудно!
"Страшно, Мыкола?" - раздался Голос как будто бы сзади. Оглянулся - никого.
А Голос вокруг: "Сознавайся, много ли согрешил?"
"Да, нет, - неуверенно начал было новопреставленный, - не успел..."
("Ещё и шутить успеваю!" - со смешком подумалось).
"Ну, давай посмотрим, каково тебе жилось..." - Голос звучал устало, как у заканчивающего дневной приём врача, всю ночь до этого отдежурившего в  стационаре.
И замелькали как будто проецируемые на окружающий туман кадры Мыколиной жизни. Некоторые даже и сам он не мог расшифровать и вспомнить, а другие как будто останавливались на стоп-кадре, впечатавшись когда-то давно в память и оставшись там именно так, как он сейчас их видел перед собой и вокруг. Иногда Голос с той же интонацией доктора приговаривал: "Угу... Так... Понятно..."
Мыкола и сам с любопытством рассматривал эти кадры такой знакомой, но такой далёкой и недоступной для него сейчас жизни. Лица родителей и родственников, друзей, одноклассников мелькали калейдоскопом, вызывая прилив тепла в груди, где-то в области сердца...
Вдруг какое-то до боли знакомое, но от времени почти забытое, лицо мелькнуло и пропало среди других. Мыкола спохватился, но не зная, можно ли попросить вернуть назад кадр, отмотать плёнку ("Или что там у них?"), забеспокоился, замялся, отвлёкся от просмотра.
"Что-то не так?" - спросил Голос сверху.
"Да так-то так... А можно отмотать назад, посмотреть на одного человека?"
"Хм... Да теперь уже торопиться некуда, можно и отмотать..." - буднично и устало согласился Голос.
Медленно поплыли назад пропущенные кадры, но до них не было дела - хотелось снова увидеть это лицо... Конечно, не мог Мыкола забыть её, первую свою большую, взрослую, горячую любовь - Галину. Не смогли они быть вместе, не сошлись характерами, но часто вспоминал Мыкола о ней и гадал, как бы могло всё обернуться, если бы не поссорились, не разбежались они. Вот опять на туманном фоне мелькнуло лицо Галины, и Мыкола едва успел сказать: - "Стоп".
Да, это была она, та самая Галя, чьи очи мучили его ночами и не давали спокойно спать, звали и манили, даже если она спала рядом. И хотелось разбудить её поцелуями, прижать к себе, заласкать, и продолжить нескончаемые разговоры, и встретить вместе новый рассвет.
Он смотрел и вспоминал - как всё было и как всё прошло, оборвалось в один миг.
"Что-то беспокоит тебя?" - прервал воспоминания Голос.
"Да... А можно мне узнать, что с ней, где она? Как поживает?..."
Голос не торопился с ответом: - "Ты точно этого хочешь?"
("Он ещё спрашивает!"). "Да конечно хочу! - заторопился Мыкола. - Если можно, конечно..."
"Да можно, почему нет... Убили её... 3 года назад..."
Если бы не был Мыкола бесплотным духом, наверное, рухнул бы там, где стоял, но тут только и мог, что закричать (или показалось так?): - "Кто? Как? За что? Нет! Не может быть, не верю!". "Смотри", - устало ответил Голос.
И увидел Мыкола сквозь слёзы старое сельское кладбище, ивы, склонившиеся над низкими холмиками, осенёнными крестами или помеченные скромными памятниками, и среди них, за низкой оградкой - крест с табличкой и фото Галины. То же лицо, те же глаза. Так же смотрела она на него и как будто звала.
"Как же так, Галочка? Как же так?..." - только и мог произнести Мыкола.
"Погибла под обстрелом. Снаряд упал совсем рядом, спасать было уже нечего, разорвало её." - пояснил Голос.
Мыкола не понял: "Обстрелы?... Какие там у них обстрелы?... Сепары далеко, русня не дошла до них!... Какие обстрелы???"
"А, ты же не знаешь... Она уехала после вашей размолвки - так было надо. Уехала и родила уже там, под Донецком. Чтобы соседи не судачили..."
"То есть... Как родила? Откуда? У неё ещё кто-то был?"
"Нет. Не было. И тогда, и потом. Никого. Она тебя любила. Ни с кем больше не смогла..."
"Значит, у нас с ней есть ребёнок? - Мыкола как будто даже закачался. - Наверное, взрослый уже... А кто он - мальчик, девочка?"
"Это была девочка."
"Была?... Почему была?... Что с ней?!"
"Они были вместе, когда всё случилось."
Только тут Мыкола разглядел, что в оградке были два креста.
"Нет, так не должно было случиться... Нет... И она ничего не сказала, не написала за столько лет... Но если любила, то почему?... Почему она мне не написала, не позвонила?..."
"Она писала. Но твоя мать тебе не говорила. А потом жене твоей всё рассказала, и та тоже молчала все эти годы."
"Боже... За что мне всё это?... Ведь я же не грешил, мухи не обидел, в церковь - каждую неделю, от каждой зарплаты в церковную кассу вносил... За что???"
"Ты не виноват, что твои деньги пошли на их убийство, их крови нет на твоих руках. Другой человек выпустил этот снаряд."
"Кто? Кто эта тварь?! Скажи мне! Я хочу... Я хочу знать, кто это!!!"
"Зачем тебе это? Отсюда нет выхода, ты не сможешь ни в глаза посмотреть, ни отомстить..."
"Ну и что! Пусть так!... Можешь мне его показать? Он жив?"
"Он жив. Могу. И ты его знаешь."
И перед Мыколой появилось изображение. Лучше бы не знал, лучше бы не спрашивал...
Это был его сын. 3 года назад вернулся он домой. С наградой, живой, но без ног. Написано было, что при исполнении, но однажды за столом по секрету сказал отцу, что уснул на морозе выпивший, когда отмечали чей-то день рождения -  стоял, привалившись к брустверу, курил, а потом ничего не помнит. Его не хватились с вечера, а утром уже было поздно. В госпитале доктора всё сделали правильно, но не смогли предотвратить гангрену, организм не поддавался лечению, словно сопротивлялся. В итоге пришлось ампутировать. Жалко было сына, но хотя бы живой вернулся, а других вон в цинке привозили или вообще не могли сказать, где находятся.
Получается, что тот снаряд был выпущен его сыном... Мыкола ничего больше не мог сказать. Ему было всё равно, куда определят его душу, что с ней будет дальше. 
Он развернулся к воротам, откуда зашёл, но Голос окликнул и направил к другому выходу, в противоположном углу. Мыкола вышел, двери захлопнулись.
Пригласили следующего...