Из поэмы Третья часть53

Мы "в нашей призрачной свободе".
Какая точная строка!
Как будто выдох на природе.
Как наша жизнь-то коротка.
Её стремление к закату.
Нас удивляет не соната,
а исполнение – игра.
Гитара ветрено-скромна.
Идёт настройка инструмента
на положительный эффект,
когда сокрыт её объект,
где объективность от момента.
Без подтвержденья, что пора
все выходы открыть двора.

Какие странные печали,
какие тёплые слова
наш разговор с тобой венчали.
В луне блестела синева
и волновалось чувство наше
пшеницею. И нету краше
осенней памяти степной,
когда красивей чем весной.
Какие лёгкие печали
на ветхой памяти моей,
когда отпел вдруг соловей.
Все катаклизмы означали
неловкость сонной тишины
во время танковой войны.

Вы Лермонтова почитайте,
стоящие у трона зла...
...хоть просто пролистайте,
страна чтоб всё же ожила.
Всё так, однако, нет сомнений,
понятно всё и до мгновений.
Идём по пыльной мостовой
униженные злой Москвой,
выходим с Михаилом в поле,
там, за которым горизонт,
проходит безнадёги фронт.
А мы страдаем не от воли,
от недостатка тишины.
Я вижу грусть всю со спины.

Такая участь пилигрима –
не доверять в округе всем.
Но он работает без грима,
не принимаемый селом.
И потому идёт неспешно
тропинкою своею вешней.
И смотрит он по сторонам,
как будто взглядом по стихам
бежит, не думая о доме,
которого давно уж нет
и не горит по окнам свет.
И нет имущества, лишь кроме
красивого желанья жить,
удачу с нежностью ловить.

Люблю я "странною любовью"
Отчизну милую мою,
летаю часто по-над Обью,
и никого я не виню.
Но мне обидно за безумство,
во мне кипит безверья чувство.
Я постоянно бью в набат,
родной не слышит брат.
В Отчизне загустели власти,
их поражение грядёт,
капитуляции приход,
прозренья, но без страсти
оправдывать во всём войну
и перекладывать вину.

У Лермонтова всё иначе,
да, он ответственный Поэт,
но с отвернувшейся удачей.
Не признаёт дворовый свет
и всех чиновников державы
у тех, кто сердцем жёстким ржавы,
певца лишающие прав,
показывая дикий нрав.
Лишают, собственно, покоя.
Поэта гонят на войну
до безобразия свою.
Становится Поэт изгоем.
Без промаха по мрази бьёт
в его беспрецедентный взлёт.